Боевой листок пошел по рукам. Тихон Селиверстов передал его в соседний окоп.
«Что я сижу, пора за дело приниматься», — подумал Иван. Ему стало нехорошо; он закрыл глаза, словно сквозь сон услышал голоса, треск автоматов, взрывы гранат. Когда он очнулся, в окопе шла рукопашная схватка. Телушкин и Тихон отчаянно боролись с гитлеровцами. Иван схватил кого-то за волосы.
— Чья голова? Чья? — И вдруг Иван вспомнил: «Недавно все стриглись под машинку» — и нанес удар саперной лопатой. В ту же секунду Иван почувствовал, что наткнулся грудью на что-то острое, и упал.
Когда он снова пришел в себя, то с тревогой поискал глазами брата и Телушкина и, не найдя, обрадовался. В окопе лежали убитые гитлеровцы, близко гудели танки, рвались тяжелые мины, гремело грозное раскатистое «ура». «А что, если придут гитлеровцы? — Иван нащупал рукой противотанковую гранату. — Только бы хватило силы». Он услышал топот ног, связисты прыгнули в окоп. И сейчас же из-за выступа показался комроты. Он нагнулся, прижал к уху телефонную трубку.
— Товарищ подполковник, вы меня слышите? — говорил Бунчук. — Это я! Положение на переднем крае? Восстановлено!
«Хорошо», — подумал Иван и прислушался.
— Что? Быть готовым? — спрашивал Бунчук и, оторвавшись от трубки, кому-то бросил: — Федотов предупреждает, на горизонте замечены подозрительные клубы пыли…
Седлецкий ерзал на лавочке. Ему не терпелось узнать новости. Как назло, Гайдуков долго не возвращался из оперативного отдела.
«Видно, плохи наши дела, — прислушиваясь к бомбежке, размышлял Седлецкий. — Как бы еще не попасть на Курской дуге в «котел»?!»
Мысль об окружении пугала Семена. Поеживаясь, словно от холода, он вспоминал Барышевские болота — топкие, непроходимые. Забрызганные грязью брошенные грузовики. С огромными овчарками рыскающих всюду эсэсовцев. Треск автоматов, крики раненых. Осветительные фонари, ночную бомбежку и неистовое сверканье ракет.
После Барышевского окружения Седлецкий выработал свою тактику.
Выезжая на передовую, он непременно попадал в штаб армии, потом заглядывал в редакцию армейской газеты и, окончательно «уточнив обстановку», ехал отыскивать второй эшелон дивизии.
Первым делом Седлецкий наносил визит в санбат, записывал рассказы раненых пулеметчиков, снайперов, минеров. Сделав «заготовки» для будущих стихов и очерков, он рыскал по второму эшелону, завязывал знакомства с интендантами. Остроумный и находчивый спецкор брал этих людей мертвой хваткой. Консервы, спички, мыло, рис, шоколад, папиросы не переводились у Седлецкого. Ему часто наливали в баклагу спирт, но тут, к удивлению кладовщиков, он говорил: