Друзья ухаживали за ним, кормили чем могли. А дни шли, сменялись длинными ночами сорок первого года...
Гитлеровцы начали распространять слухи в лагере, что солдаты фюрера заняли Москву, что сам Сталин находится в плену, что Красная Армия разгромлена. Но никто им не верил.
Через неделю Николай стал чувствовать себя немного лучше, хотя из ран еще сочилась кровь. Его не покидала одна-единственная мысль: бежать, бежать и только бежать...
Как-то Алексеев сказал об этом Ивану Гармашу.
- Ты должен окрепнуть. Понял? - ответил Гармаш. - А побег мы готовим. Когда будет пора, мы тебе шепнем.
Прошло шесть дней. С вечера начал моросить дождик, поднялся ветер. Ночь выдалась темной. Около полуночи Николай вздремнул. Вдруг кто-то толкнул его в бок. Алексеев проснулся, над ним склонился Иван Гармаш:
- Ну, Коля, пора! Выходим...
Гармаш осторожно двинулся к выходу из барака, Алексеев - за ним. Когда они вышли, Николай заметил, что за бараком уже стояла группа людей.
- За мной! - шепотом сказал Гармаш.
Пригнувшись, осторожно перебегая с места на место, минули еще один барак и очутились у неглубокого рва, заросшего бурьяном. Залегли. Неожиданно скользнул луч прожектора. По спине Николая пробежал холодок: хоть бы не заметили! Наступил последний решающий момент: жизнь или смерть. Гармаш с финкой, Биндюк, Васильев и Артеменков с камнями в руках, поползли к грибку, где стояли гитлеровские патрули, остальные оставались лежать в бурьяне.
Наступили тяжелые минуты. Все будто вросли в землю. Невдалеке раздался приглушенный стон. Алексеев услышал это, по-пластунски пополз на помощь товарищам. Пять метров... десять и вдруг сталкивается в бурьяне с Гармашом.
- Николай, это ты?
- Я, я, Ваня...
- Бери, тащи этого фрица в овраг, а я - мигом за другим...
Гитлеровские патрули были сняты без шума. Группа бросилась к проволочному заграждению. Там Гармашом был заранее сделан проход. Дождь усилился, с грохотом гудел в проводах ветер, ночь - хоть глаз выколи.
Когда группа была уже в двухстах метрах от лагеря, в небо взвилась осветительная ракета, за ней вторая, третья... Завыли сирены, фашисты подняли тревогу. Застрочили пулеметы с охранных вышек.
- Уходите подальше, ребята! - почти закричал от досады Гармаш.
Николай пополз изо всех сил. Захватывало дыхание, сердце билось так, что казалось, вот-вот выскочит. А тут еще раненая рука... На мгновение притаился, осмотрелся - никого. Он поднялся и, пригибаясь сколько мог, побежал дальше, дальше от лагеря...
В полукилометре остановился, залег, чтобы перевести дыхание, и увидел почти рядом с собой Ивана Биндюка. Он тоже тяжело дышал и не мог проговорить ни слова. Николай так обрадовался товарищу, что почувствовал новый прилив сил.