– Хочешь взять этот дубликат? – спросил Бернс, входя в комнату. Он остановился, застегивая запонки, резко сверкавшие в ярком солнечном свете.– Тут есть избранные места, которые ты, может быть, захочешь восстановить в памяти потом, на досуге.
– Я чувствую,– мрачно сказала Вирджиния,– что в течение по крайней мере месяца или двух ни у кого из нас не будет большого досуга.
– Тогда, стало быть, все согласовано,– сказал Бернс. Он раздернул молнию на брюках, заправил рубашку, снова затянул молнию и пояс.
Палмер следил, как сматывается последняя лента. Услышал, как тихо щелкнул ее свободный конец. Выключил магнитофон. Хотел было взять катушку. Не взял.
– Кто помог тебе с этой штукой, Мак?
– Никто.
– Я имею в виду переключатель на телефоне.
Дополнительная проводка, все такое.
– Но правда же, никто, дорогуша,– заверил Бернс.– Эта штука здесь не первый год. Под рукой, на всякий пожарный случай.
Палмер помолчал, собираясь с мыслями. Без особенных затруднений он мог положить в карман эту катушку. Но мог ли он, например, принудить Бернса позвонить в его контору, чтобы подлинник был доставлен сюда?
– Бери эту катушку, старик,– сказал Бернс.– Подлинник заперт в стенном сейфе у меня в конторе.– И, проявляя свою поразительную способность предугадывать ходы противника, добавил: – Никто, кроме меня, не знает комбинации сейфа.
Палмер подошел к застекленной стене. Послеполуденная автострада не отличалась густым движением. Косые лучи солнца сверкали на кузовах проходящих машин и отражались в ветровых стеклах других автомобилей, пересекающих мост Куинсборо. Полицейский вертолет взбалтывал небо над крышами домов. Альтернатива ясна, сказал себе Палмер: подчиниться Бернсу или быть опозоренным перед лицом общественности. Но вот куда было не легко проникнуть интеллекту Бернса,– это в спутанную поросль чувств Палмера по отношению к возможности общественного скандала. Действительно, теперь, рассуждал Палмер, Эдис по закону штата Нью-Йорк получила бы основания для развода, что означало бы выплату им, Палмером, в качестве виновной стороны фантастически высоких алиментов на содержание семьи. У него осталось бы меньше половины всего его денежного имущества, возможно одна треть. Его служба в ЮБТК, конечно, немедленно прекратилась бы, точно так же, как и служба Вирджинии. Развод был бы сенсационный, с магнитофонной записью, проигрываемой в зале суда, с газетными «шапками» в течение нескольких недель; фигурировали бы сальные намеки на политический скандал, тайное любовное гнездышко, словом, газеты выжали бы из этого дела все, что возможно для максимального эффекта.