Овердрайв (Тихонова, Ермакова) - страница 95

Дело было уже к вечеру. В доме темно. Телевизор разговаривал сам с собой в тишине дачи. Шторы плотно задёрнуты. Шорох на веранде сначала заставил приглушить звук. Откинуться на подушку и прислушаться. И бросить взгляд на ружьё в углу — руку протяни.

«Кто это? Последняя электричка давно ушла…»

На улице темно и сыро. Шлёпает дождь. Шелестит мокрая листва.

Он не услышал, как замка коснулся ключ. Торопливо сунулся в щель и быстро провернулся.

Охотничье ружьё ещё пахло порохом. Утром ходил пострелять на согор к болоту. Новую бескурковую двустволку хотелось попробовать в деле.

«Пара уток и упущенный полинявший русак… Не густо…»

Дверь в комнату заскрипела длинно и неожиданно громко. Рука дёрнулась к ружью, вскинулась к плечу. Сухой выстрел разломил тишину надвое. Вошедший тяжело сполз по стене и замер сидя. Синие тени телевизора выхватили из темноты застывшее лицо. Чёрные морщины ветвей плясали на нём.

— Нет… Нет… Не-е-ет! — и шёпотом, лихорадочно. — Откуда ты здесь? Ну, откуда? Ты же… сказала, что приедешь через неделю… Деуза…

Мертва. Голова завалилась назад. Кровь сочилась через его пальцы. Уткнувшись лбом в тёплое ещё плечо, плечо, пахнущее дождём, он затих. «Калач- палач. Калач-палач. Калач-палач…»

Он похоронил её ночью. За гаражом.

К утру лодка отчалила от берега. Скрученные кораблики листьев дождь моросливо подгонял вслед за ней…

Тёплая капля медальона согревала ледяную руку.

«Всё повторится», — шептала, убаюкивая, река.

Аноним. Бот в сапогах

Сцена 1:

Человек

Я лежу на спине и смотрю в небо. Черная стена камышей на белом, слишком белом для меня фоне. Прикрываю глаза рукой. Интерференция света, как частный случай для видимой области электромагнитного спектра. Этот мир не знает полутонов, не признает полумер. Здесь не светит полуденное солнце и не бывает полуночи. Смерти нет. Жизни нет. Ничего нет. Есть только боль, электричество и этот чертов полукровка, колющий мне ремедиум. Черная кровь. Белые бинты. Получается, что он достался мне по наследству. Завидное наследство, что и говорить! Я, единственный оставшийся в живых из нашего клана, с ненавистью смотрю на бывшего слугу своего отца. Чертов полукровка. «Зачем ты спас меня, идиот?» — бешено кричу я ему в лицо. Молчание. Преданность. Я знаю: в любой момент он готов предоставить в мое распоряжение свою жизнь, свой клинок и даже свою задницу. Черная измена. Белый диск луны. Мой старший брат умер первым, когда горцы хлынули в распахнутые предателем ворота. Когда они ворвались в замок, умер мой средний брат. Мой отец успел взорвать пороховой погреб, когда враги были на подступах к северной башне. Взрывной волной меня перебросило через крепостную стену и зашвырнуло в болото, четыреста лет назад давшее имя нашему клану. Звон в ушах, рассеивающийся в темноте. Ослепительно белые вспышки галлюцинаций. Сколько я пролежал без сознания — неизвестно. Какие-то бродяги, приняв меня за мертвого, забрали мою одежду. Я уже был готов умереть, но тут появился он. Когда я родился, он служил моему отцу. А еще раньше отцу моего отца. Черные пряди волос, спадающие на глаза, белая, как у вампира, кожа. Острый взгляд, чуткие, умелые руки. Не киборг, не человек, не мужчина, не женщина. Полукровка. Я приказываю ему убить меня, но вместо этого он обещает, что все будет хорошо, и насильно переодевает меня в свою одежду (черный обтягивающий комбинезон). От сапог из блестящего латекса на высоких каблуках я категорически отказываюсь. Полукровка пожимает плечами, сажает меня на закорки и бежит сквозь ночную тьму: боты отлично ориентируются в темноте. Его волосы пахнут порохом. Скоро ремедиум начинает действовать, и я засыпаю на его горячей спине.