Император Валент покидал Константинополь под рев труб и рокот барабанов. Пышности, с которой был обставлен его выезд, мог бы позавидовать любой римский триумфатор. Хотя вроде бы никаких особых побед за бывшим трибуном пока не числилось. Как, впрочем, и за его братом и соправителем, императором Валентинианом. Собственно, именно волею Валентиниана ничем вроде бы не примечательный чиновник третьего ранга был вознесен столь высоко, что мог теперь попирать ногою, обутой в красный сапожок, достойнейших мужей Великого Рима. Не говоря уже о черни, которая громкими криками приветствовала позолоченную колесницу, выехавшую вслед за знаменосцами из дворца, что был построен более сотни лет назад императором Константином. Валент грозным взглядом окинул беснующуюся толпу, и на его толстых губах промелькнула брезгливая усмешка. Варвары-гвардейцы из дворцовой схолы оттеснили горожан в стороны и, выстроившись в два ряда по бокам от колесницы, обеспечили императору безопасный и удобный проезд. Валент побаивался не столько черни, сколько патрикиев, вполне способных подослать наемного убийцу. Впрочем, в этот раз проезд императора по мощенным камнем улицам Константинополя закончился без происшествий и потерь. Несколько сломанных наглыми гвардейцами ребер, десятка два отдавленных ног — это, естественно, не в счет.
Горожане, возбужденные явлением императора, еще какое-то время наблюдали за пышными султанами на шлемах конных клибонариев, замыкавших свиту Валента, а потом стали расходиться. О грядущей войне в Сирии почти не говорили. Империя вела затяжную борьбу с варварами едва ли не по всему периметру своих границ, и не было еще года, чтобы враги Великого Рима не потревожили его покой. Если не сирийцы, то персы, если не персы, то готы, если не готы, так венеды. А в последнее время купцы на торгу заговорили о каких-то таинственных гуннах, появившихся в степях Сарматии. Что это за племя и какими новыми бедами грозит нашествие воинственных кочевников Великому Риму, не знал никто, но это не мешало городским сплетникам распространяться на их счет. Впрочем, гунны если и представляли для ромеев опасность, то весьма и весьма незначительную.
— Поверь мне на слово, Софроний, все это пустая болтовня людей, не обремененных знаниями и разумом.
Руфин любезно поддержал под локоток споткнувшегося собеседника и спокойно глянул в его вопрошающие глаза. Нельзя сказать, что Руфина с Софронием связывала дружба, но приятелями они, безусловно, были. Этому способствовал и возраст — обоим исполнилось по двадцать пять, — и положение, которое они занимали в свите императора Валента. Оба молодых человека принадлежали к нотариям, то есть чиновникам третьего ранга, и с гордостью носили свои звания светлейших мужей. Жизнь пока что не дала им повода для зависти и соперничества, а потому Софроний и Руфин с удовольствием общались друг с другом. Вот и на проводы императора они пришли вместе и честно отстояли под щедрыми лучами весеннего солнца всю утомительную церемонию императорского отъезда. Счастье еще, что стояли они на почетном месте, предназначенном для знати, иначе вряд ли им удалось бы избежать синяков и ушибов.
