– Зря ты не показал мне его сразу… – сказал он и поднялся с груди сына. И протянул руку – но Сколотник, хоть и чувствовал себя побывавшим под копытами табуна священных коней, встал сам.
После вечернего пира Сколотник не мог уснуть. Он чувствовал себя преданным. Нет, не так – он чувствовал, что предали мечту и надежду его матери – матери, о которой князь не сказал ни слова.
Ночью он встал, взял копьё и пошёл по спящему лагерю к шатру Ольга. Смерти он не боялся. Он уже приготовился к ней. Но тот, кто оскорбил так его мать – должен был умереть.
Ольг спал полуголый, в одних широких штанах – по обычаю не своих северных сородичей, а своих новых побратимов и воинов. Сколотник отвел полу шатра, занёс копьё…
И увидел.
На могучей груди князя, среди золотых и серебряных завитков, в свете звёзд блеснул молот Громовержца. Знак Бога князей и воинов. Бога Правды и Чести. Бога, которому ненавистно было бесчестное, ночное убийство безоружного. Бога, которому служили его отец и его наставник. И Сколотник воткнул копьё в землю, рядом с подстилкой, на которой спал отец, – чтоб, проснувшись, тот понял, кто приходил к нему ночью и зачем. А сам повернулся прочь, чтобы уйти навсегда.
Он успел сделать не больше пяти шагов. Сильные руки сжали его плечи, притиснули к каменной груди. Сильный голос хрипло дохнул в ухо «Сын!». И закричал, как громом ударил: «Сын!! Мой сын!!!»
И радостным рёвом взорвался в ответ казавшийся только что беспробудно спавшим лагерь. И никто не слышал яростного крика Сколотника, он сам себя не слышал, вырываясь из каменной хватки отцовских рук, бессмысленно колотя по твёрдой, как скала, груди Вещего кулаками. А тот снова прижал его к себе и шепнул на ухо: «Отведёшь меня на её могилу?» И Сколотник уронил руки, уткнулся в плечо человеку, которого ждала его мать, которого ждал он – и заплакал.
А на следующий день Ольг Вещий нарёк имя своему сыну, как и хотела того вещунья-Латыгорка. «Нет больше Сколотника! – кричал он. – Нет рабьего сына! Порвал я его, на ногу наступил, за другую дёрнул! Половину бросил в поле серым волкам, другую – в море, чёрным воронам!» И дружина встречала рёвом каждый выкрик вождя. А сына своего нарёк Ольг Вещий в память той земли, где повстречал он его мать-невольницу, земли, приютившей её могилку, восточного отрога Руян-острова – Ясмундом.
Только когда голос Вольгостя замолк, собравшиеся вокруг костра слушатели – а там оказались не одни отроки, но ещё и дружинники, видать, вышедшие узнать, куда подевался побратим, – осторожно перевели дух. Рассказ всё ещё не хотел отпускать их, казалось, что вот сейчас они стояли на земле священного острова рядом с великим князем и его сыном.