Эти слова закрутились у нее в голове, как колесо обозрения. Квинтон, которого она хорошо помнила по первым месяцам своего пребывания в центре, немного походил на нее. Они были сделаны из одного материала. Он тоже рос в семье, где царило насилие.
«Быть может, у него все еще каша в голове», — размышляла Птичка.
Пока они ехали в его машине, воображение у Птички разыгралось. Она уже представляла, что кончится поездка тем, что она поднимется и обнимет Квинтона. Чушь, конечно, результат ее потаенных страхов и глубинного желания выжить, превратив его в друга. И все-таки она не могла отделаться от фантазий.
«Мой отец тоже обижал меня…»
Она старалась вообразить, как можно обидеть мальчика по имени Квинтон. Неудивительно, что он решил выучиться на психолога. Понятен и поступок Брэда: чтобы превозмочь свою боль, он пошел служить в ФБР.
Если бы Квинтон мог прозреть и признать, что в голове у него все спуталось, может, он увидел бы свет в конце тоннеля…
— Если ему явится правда, он может перемениться, — сказала она вслух.
— Ты о чем?
— В машине, — повернулась к нему Птичка, — он сказал, что отец обижал его. Что у него все в голове перепуталось. Ну я и подумала… — Птичка в очередной раз вгляделась в темноту. — Кто-нибудь когда-нибудь любовь ему выказывал?
— Знаю, что за любовь ему нужна, — буркнул Брэд, а про себя добавил: «Электрический стул ему нужен, а не любовь».
— Он похож на меня. — Птичка почти не слушала Брэда. Для нее все становилось на свои места. Не только в том, что касается Квинтона, но и ее самой. — Иногда нам надо взглянуть в лицо собственным демонам.
— А иногда их надо убивать.
— Он нездоров душевно, — убежденно произнесла Птичка. — Как, возможно, и я.
— Это психопат-убийца, — возразил Брэд. — Не Рауди, не Казанова, а уж с тобой у него вообще ничего общего нет. — В голосе Брэда зазвучал металл.
Птичка продолжала рассуждать. «Дело не только в психопате-убийце Квинтоне Гулде и не в Птичке, страдающей от шизофрении. Дело еще в Брэде Рейнзе и в том, что он любит женщину, которая не может быть женщиной, потому что живет в страхе перед самой собой».
Ей это вдруг стало абсолютно ясно. Вспомнились подробности, которые она раньше не помнила, потому что смотрела на прошлое со слишком близкого расстояния. Более того, ей стало покойно здесь, в овраге, рядом с Брэдом и вдали от безопасного центра.
Но до того как семь лет назад она столкнулась с насилием, повредившим ее ум, Птичка была лишена свободы любить и быть любимой. А ведь именно любви жаждала больше всего на свете.
— Мне надо вернуться, — произнесла она, волнуясь.