— Это все, брат? Хорошо; теперь сожалей о всех своих грехах, Господь их тебе отпускает. Епитимья же тебе будет…
Аймер коротко задумался, глядя поверх головы товарища, который робко улыбался, на бегущую синюю тень облаков по зеленым волнам. Он был священником не первый год, случалось ему и слушать исповеди братьев — но никак не мог привыкнуть к ошеломляющему ощущению могущества, захлестывавшему всякий раз перед словами отпущения. Могущества — и в то же время страшной уязвимости, как уязвим безоружный хранитель сокровища на пустынной дороге. Можно сказать, к исповеди нельзя привыкнуть. Ни с одной из сторон…
Наконец решился. Прочитал мысленно «Аве», поручая свое решение Деве, чуждой всякой кривизны и нечистоты; заставил себя посмотреть в глаза Антуану.
— Епитимья тебе — вместе со мной отправиться в Мон-Марсель и все то время, которое мы там проведем, всевозможно способствовать обращению и покаянию своих земляков.
Улыбка Антуана скруглилась в недоверчивый овал; брови поднялись так высоко, что и вовсе скрылись под венчиком волос. Признаться, здорово он походил на деревенского дурачка, так что Аймер едва не рассмеялся; почему-то чистое изумление друга лучше всего убедило его в правильности идеи.
Антуан низко склонил голову, так что кисточки травы щекотали ему щеки. Аймер, прикрыв глаза, произнес над братом разрешительную молитву — и, разрывая священную тишину, крепко хлопнул его по плечу.
— Вставай, peccator. День пути — потеря небольшая; день там, день обратно — так три дня потеряем; невеликая плата за то, чтоб ты перестал походить на дохлую рыбину, братец!
— Да ради Христа, чтобы из-за меня-то… — заикнулся было тот, но договорить не успел.
— Из-за тебя? Чего выдумал! Думаешь, на твоей еретической родине проповедники не нужны? Думаешь, новый кюре, кто б он ни был, за пять лет сильно изменил тамошние нравы?
— Но нам уже возвращаться бы, — последняя попытка, и Антуан счастливо сдался.
— Говорю же, три дня. Мы их и в Памьере могли провести, у францисканцев. Или заболеть мог кто из нас, опять-таки в госпитале застрять. Обещали, что вернемся до Вознесения — так до Вознесения и вернемся, потратить три-дни ради проповеди — дело святое!
Еще не закончив убедительной речи, Аймер уже видел, что товарищ оживает; одной рукой бодро заталкивая в мешок пожитки, второй он уже разворачивал карту, обтрепанную по краям и послужившую не одной компании жакобенских проповедников.
— Смотри, если не через Варильес, можно тут по гарриге пройти, быстрее будет. Тут, правда, гора Монмиуль, через перевал крутенько будет, зато до ночи уже по ту сторону спустимся. А если не спать… — Впрочем, глянув на мрачного спутника, Антуан быстро поправился: — Хотя спать точно надо, говорю ж, там крутенько, в темноте опасно! Наутро начнем спускаться — к полудню на месте будем…