– К тому же, – сказала Рената, выбравшись на солнце, – вам он, по сути, – чужой человек. Знакомый, не более того. Вы исполняете свой долг, и это похвально, но горевать… стоит ли?
Возвращение. Траурный кортеж. Кабинет – и завещание, до отвращения короткое. Саломея знает его содержание, но все равно, слушать все это – неприятно.
– Что ж, дорогая, во всех происшествиях есть свои хорошие стороны. – Рената держится рядом с ней. – Я бы сказала, что воля семьи исполнилась. И это справедливо.
Поминки в старом зале, который отмыли-отдраили для столь важного события.
– Мрачный дом. – Павел нарушает тишину. – Здесь много зла.
– Прекрати, – отвечает Евдокия.
– Много… оно въелось в стены. Неужели ты не чувствуешь?
Евдокия вскакивает, с грохотом роняя стул.
– Простите бедняжку. У нее нервы натянуты. Ее пытались убить, представляете? – Рената не ест и не пьет, она рассматривает портреты на стенах с престранным выражением лица.
Словно это – ее собственные изображения.
Рената любит старые вещи. С историей. В этом доме истории вполне достаточно, чтобы пополнить ее коллекцию.
– И знаете, стреляла ведь в нее девушка, проживавшая в этом доме.
– Мама!
– Сядь, дорогая, и успокойся. Нет здесь никакого зла. Ты же понимаешь, что все это – не более чем страшные сказки. Или ты все еще веришь, что призраки способны мстить?
Евдокия возвращается на место. Она и правда плохо выглядит. Покрасневшее лицо, отекшие веки и бледные, несмотря на несколько слоев помады, губы. Губы свои Евдокия то и дело кусает. А в руке ее трепещет веер. В доме совсем не жарко, скорее наоборот.
– Вы ведь знаете, та девушка призналась? – Рената переключила внимание на Муромцева, который сидел в дальнем конце стола, делая вид, что попал он на это мероприятие случайно и покинуть его мешает ему лишь врожденное чувство такта и отсутствие мало-мальски внятного предлога для ухода.
– Призналась.
– А не объяснила она, откуда взялась такая ненависть к Евдокии? Моя дочь, конечно, не ангел, но и смерти она не заслужила.
– К сожалению, подозреваемая находится не в том состоянии, чтобы объяснять что-то.
– Жалость какая…
Ни капли сожаления.
– Я думаю, что ей приказали это сделать. Накачали наркотическим веществом…
– Ужас…
– …следы которого были обнаружены в ее крови…
– Невероятно!
– …и внушили, что следует избавиться от вашей дочери. – Муромцев затарабанил пальцами по столу. Звук получился на редкость громким. – Это заказное убийство. Своеобразное, конечно, но тем не менее…
– Я жива! – взвизгнула Евдокия, на что Муромцев вполне дружелюбно ответил:
– Пока – живы.