– Мама, он… он хочет сказать, что…
– Что кто-то из ваших близких, дорогая Рената, начал войну за наследство, не дожидаясь вашей смерти. Наверное, зная, что ждать осталось недолго. – Саломея произнесла это, испытывая огромное наслаждение, что прежде отнюдь не было свойственно ей. – Вы ведь знаете, что случилось с Анной?
– Бедняжка умерла. – Лицо Ренаты – маска, совершенная, неподвижная.
– Она была больна. Рак в последней стадии.
– Увы, Бог забирает лучших. Я не виню бедняжку за ее поступок. Сначала она лишилась племянницы… Хотя девчонка никогда мне не нравилась, но Анечка ее любила. Она, верно, решила, что осталась совсем одна. Редко кто способен выдержать полное одиночество. Не знаю, как бы поступила я в ее ситуации.
Жила бы! Цепляясь за жизнь когтями и клыками, не позволяя никому заподозрить наличие болезни. И – обессилев в неравной борьбе с нею. Но Саломее все равно не жаль эту женщину.
– Центр закроется. – Аполлон, до того момента хранивший молчание, заговорил. – Анна умерла. Евдокия решила уйти после того, что случилось. И Павел…
– В этом доме много зла, – подтвердил Павел. – Нас наказывают за самоуверенность.
– И ты вряд ли захочешь работать…
Закрытие Центра – удачно все совпало. Месяц-два – и никто и не вспомнит об «Оракуле», который помогал решать клиентам проблемы весьма радикальными методами.
– Судьба, – подвела итог Рената и поднялась.
Ее семья подчинилась команде. Евдокия поспешила к выходу, теряя позолоту с туфель. Павел уныло побрел следом. И лишь Аполлон остался на месте.
– Я позже вернусь.
– Конечно, дорогой.
Он что, планирует остаться здесь? На время – или вообще?
– И мне пора. Спасибо, что позволили осмотреть комнату. – Муромцев вспоминает о предлоге, который объяснил бы его присутствие, и его неумелая игра режет глаз и слух. – Если возникнут вопросы, то…
– Конечно. Буду рада помочь.
Аполлон оценивает ситуацию по-своему. И когда в опустевшем – слишком большом для двоих – зале наступает тишина, он спрашивает:
– Он тебе нравится? Этот мент?
Игра в ревность. И – должно последовать признание. Раскаяние. Что еще? Томный взгляд, от которого Саломея должна растаять? Ей не таять хочется, а взять блюдо потяжелее и опустить его на макушку Аполлона – со всего размаха. Вот же сволочь… этак и в людях разувериться недолго!
– Он милый. – Саломея старательно улыбается.
– Ты ему приглянулась. Если, конечно, приглянулась именно ты.
Немного медовой подлости – на закуску.
– Зачем ты остался?
Саломея надеялась: не для того, чтобы подсыпать ей яду. Для яда еще рановато. И планы – если, конечно, Далматов не ошибся – у Аполлона другие.