«Чего он,
интересно, хочет?»
—
забеспокоилась
Нелида.
«Клайв (или как
его там — Джон?)»
ей никогда не
нравился как человек.
Даже имя его она
не могла
запомнить, впрочем,
так
происходило
с каждым, кто
ее ничем не
впечатлял. А
этот «гадкий
тип, жуткий
сноб, и весь
какой-то,
блин,
сальный» не
подходил ей
ни по
возрасту, ни
по интересам,
если не
считать
линди хопа,
да и тем-то
она
увлеклась не
из любви к
хореографии.
— А вы,
что ли, тоже в
мою сторону
едете? —
осторожно
спросила
Нелида.
Вильям
закинул одну
руку на ее
плечо, мизинцем
второй обвел
щекотный
овал вокруг
груди,
прижался
крупным
носом к ее
уху и выпустил
изо рта
резкий запах
ментола.
— В твою
сторону,
бэйби. Мы оба
едем — к тебе... —
учитель
прижал
мизинец к
Нелидиному
соску и
получил
оплеуху.
Через
двадцать
минут она шла
одна от метро
Килбурн к
Криклвуду[7],
где
проживала в узкой
комнатке на семи
квадратных
метрах. Две
другие, более
просторные,
спальни с широкими
кроватями
занимали
Нелидины
однокурсницы
Майя и Вика. Девушки
обучались в
лондонском
колледже
основам маркетинга
и
менеджмента
и снимали дом
у лендлорда[8] по
имени мистер Пател[9].
Нелида
была очень
довольна
собой; нынче
выдался какой-то
исключительно
хороший день.
Еще вчера, в
очередной
раз не
поладив с
Майей и Викой,
открыто
высмеивающими
то ли ее
одежду, то ли
английское
произношение,
она заперлась
в ванной с
большим
блюдом
эклеров и
погрузилась
в горячую
пену. Эклеры
и ванна были ее
давним и
лучшим
методом
доказать
себе, что не
все так
ужасно. Хотя
на самом деле
это было
самонадувательством
— при расходе необходимых
для принятия ванны
воды и
топлива
увеличивались
коммунальные
счета, эклеры
угрожали
фигуре, и вообще
все в жизни
было
отвратительно.
Смеялись
Майя и Вика —
ну и поделом
ей. Она и сама
себе казалась
несуразной. С
первого
класса ее
дразнили то
за высокий
рост, то за
очки, то за
брекеты на зубах.
Дразнили за
неправильной
длины юбочки
или не той
ширины
джинсы.
Дразнили за
дружбу с
соседом
Владиком,
которому
нравились крысы.
В школьном
живом уголке
Нелида и Владик
возились с
двумя
хомячками —
Пашей и Глашей,
и какая-то
вредная
девочка
подговорила
подружек,
чтобы Пашей и
Глашей стали
звать
Владика и
Нелиду. Но те
не обращали
на дразнилок
внимания.
Девчонки
разошлись не
на шутку и,
улучив
момент,
устроили
«темную» —
одной Нелиде.
Она чудом
отбилась, но, взлохмаченная,
с порванным
воротником и
с царапиной
во всю щеку,
сгоряча не
поняла сразу,
что в драке
ей кто-то
вывихнул
кисть. Рука
торчала не в
ту сторону,
пальцы не
двигались.
Нелида села в
снег и громко
разревелась.
Никто из
взрослых к
ней не
подходил, шли
себе мимо, не
оборачиваясь,
не интересуясь,
что
произошло и
почему чей-то
ребенок орет
на весь двор,
пока ее не
опознал
сосед и не
поленился
позвонить в
квартиру, где
Нелида жила с
мамой (папа к
тому времени
уже съехать
куда-то
успел).
Прибежала
расстроенная
мама, резко
дернула за
руку, Нелида
взвыла
громче, хотя
боль прошла в
один момент,
но от обиды
хотелось
плакать еще.
«Не ори!» —
сказала мама,
обмотала
дочку теплой
шалью и
повезла в
травмпункт
на такси.