Войдя, он уставился на меня, затем сказал:
— Лучшее, что ты можешь сделать, Фенн, это отвезти его подальше в противоположную сторону и где-нибудь там высадить.
— Если тебе приспичило раскрыть свою пасть, Элфи, дуй в парк и повой на мое окно.
— Но ты уже слышал, как Макейрэн вопил на меня в суде.
— Да был я там.
— Ты ему одну вещь скажи от меня. Если я наткнусь на него где-нибудь в Брук-сити и мне не понравится то, как он на меня смотрит, буду лупить по этому его лицу до тех пор, пока его взгляд мне не станет приятен. Я ни хрена его не боюсь.
Я не сводил с Элфи глаз, и он почувствовал себя не в своей тарелке.
— Если у тебя будет причина его арестовывать, приведи его сюда. Если он станет сопротивляться при аресте, сделай все необходимое, чтобы его скрутить. Если арест будет незаконный, я сделаю все, что в моих силах, чтобы влепить тебе на полную катушку. Он не отпущен под залог, Питерс. Он отсидел от звонка до звонка. И никаких задержаний за бродяжничество, за подозрительное поведение, за неверную парковку. С шефом я уже об этом договорился. Ты не будешь привязываться к Макейрэну, доставать его своими придирками. А ордер на его арест должен быть согласован с шефом.
— Миленько, — произнес он. — Просто миленько. А кто преподнесет ему ключи от города? Шеф или же мэр? Может, губернатора позовем?
— Полегче на поворотах, Элфи, полегче.
— Картина ясна. Этот сукин сын получает режим наибольшего благоприятствования. И это обеспечивает ему муж его сестры лейтенант Фенн Хиллиер. Это что — из-за того, что он в колледже учился? Он убил Милред Хейнемэн, это любой знает. У тебя, должно быть, крыша поехала, что ты его сюда пускаешь.
Я откинулся в кресло. Даже улыбнулся ему.
— Я не изобретаю законов. Он был арестован, ему было предъявлено обвинение, состоялся суд, и он получил свои пять лет за непредумышленное убийство. А теперь, Элфи, убирайся отсюда.
Он помедлил, затем повернулся на каблуках и зашагал из комнаты. Разумеется, идея, чтобы Дуайт вернулся в Брук-сити, принадлежала не мне. Она принадлежала ему самому, и в этом он получил поддержку Мег. Ее захватила некая прекраснодушная убежденность, что Дуайт сделался столь ответственным и надежным членом общества, что все вокруг поймут, сколь неверно прежде к нему отнеслись. Лично я постоянно задавался вопросом, как это, дожив до двадцати пяти лет, он еще никого не убил. Но что сделаешь, если женщина, которую ты любишь, использует против тебя нежность и доброту — то, за что ты ее и полюбил? Она двумя годами старше Дуайта. У них было тяжелое детство. Она из сил выбивалась, чтобы его оградить от всех напастей. И никогда не оставляла его своей заботой. Он ее единственный кровный родственник, а ее души хватило бы на сорок таких.