Его зовут Стив. Больше Эмили не знала о нем ничего, кроме того бесспорного факта, что два его коротких поцелуя превратили ее в беспомощную тряпичную куклу.
Нет, необходимо убираться отсюда. И поскорее. Как можно скорее.
Эмили осторожно села. В полумраке зашторенной комнаты был виден лежащий на слишком короткой для него кушетке Стив, наполовину прикрытый одеялом. Он крепко спал.
Этот человек спас ей жизнь. Если бы он не оказался поблизости, она бы замерзла до смерти.
Эмили содрогнулась, хорошо понимая, что, несмотря на неудачное замужество и на всю боль последних месяцев, она счастлива тем, что осталась в живых. Ей за многое нужно благодарить этого темноволосого незнакомца, с серыми, как осеннее море, глазами.
Если бы только Стив не разделял мнения Рудолфа и Гертруды о ней! Хотя странно, что это огорчает ее так сильно. Ведь он незнакомец, случайно встреченный, и вскоре им предстоит расстаться навсегда. Так какая ей разница, пусть думает о ней все, что угодно.
Недовольная своими мыслями Эмили как можно тише встала, раздвинула шторы и посмотрела в окно. Тут же ее сердце тревожно сжалось. Та же самая белая круговерть бурана, то же тоскливое завывание ветра. Похоже даже, что положение ухудшилось. Но ей необходимо было уехать. Просто необходимо.
За ее спиной раздался лишенный каких-либо эмоций голос Стива:
— Боюсь, мы застряли здесь еще на один день.
Напуганная тем, что не только не услышала, как он встает с кушетки, но и его шагов, Эмили резко обернулась.
Стив стоял слишком близко, в измятой, расстегнутой до пояса рубашке.
— Лично я уезжаю этим утром! — отрезала она. — А вы можете поступать, как сочтете нужным.
— И каким образом вы собираетесь уехать? — насмешливо спросил он. — Ваш автомобиль стоит разбитый километра за четыре отсюда, а я отвозить вас не собираюсь… во всяком случае, не в такую погоду. Может быть, вы надеетесь, что Рудолф одолжит вам свою машину?
От ярости Эмили с трудом смогла ответить.
— Я и часа не останусь в доме, где все, включая вас, считают меня хладнокровной и аморальной стервой!
— Я вовсе…
Но она уже ничего не слышала.
— Самой большой ошибкой в моей жизни — не считая, конечно, брака со Станисласом — был приезд сюда с его вещами. То, что я верила, будто теперь, когда он мертв, мы сможем примириться, оказалось верхом наивности.
— По-моему, «наивность» не совсем подходящее в данном случае слово.
— Но вы ведь обо мне ничего не знаете, мистер Стив… как там вас дальше? Только то, что вам обо мне рассказали. Это вы наивны. Вы поверили Рудолфу и Гертруде, для которых Станислас являлся средоточением мира. Поверили Норману, считавшему его героем и заодно вытягивавшему из него деньги. С чем вас и поздравляю.