С тех пор прошло три года, и за это время даже необычайное мужество Эшли покинуло его. Он осунулся, и ему вполне можно было дать пятьдесят лет.
Родней не мог забыть того дня, когда Эшли позвал его к себе и с лицом, искаженным бессильным гневом, с горечью сказал:
— Последний приговор самый отрадный. Я могу жить еще долгие годы: двадцать, тридцать лет — подумай только: жить таким образом…
Они много путешествовали, развлекались — по мере возможности. Родней почти не оставлял Эшли одного. Теперь на Роднее лежала обязанность руководить всеми делами и заботиться обо всем. Он с удовольствием остался бы в замке Рентон, но Эшли, который обожал поместье, внезапно разлюбил замок. Он приобрел имение в Шотландии и, вскоре после этого, повинуясь какому-то минутному капризу, виллу на Ривьере, которая уже успела надоесть ему. Его яхта стояла здесь же, в гавани. Эшли иногда утром приказывал, чтобы ее снарядили к отплытию, а после полудня отменял это приказание. Ему невероятно быстро надоедало все.
— Что ты делал сегодня вечером? — спросил он Роднея, когда тот поднялся к нему пожелать спокойной ночи.
— Если она дочь Маркуса Дина, то я ей не завидую, — заметил Эшли, услышав о Сильвии. — Ты помнишь скандал с Иорресом? Этот Дин из той же породы. Он женился на одной из Эшдайлз. Ее происхождение тоже весьма туманно, но она очень хороша собой.
— Она сестра Леоноры, — медленно произнес Родней, — кузина, кажется. Спокойной ночи, дружище!
Точно в назначенный час, как и обещала, Сильвия сошла в вестибюль. Родней следил за ней, когда она спускалась по лестнице, уставленной кадками с гортензиями, и подумал, любуясь ею, что на вид ей можно дать не больше пятнадцати лет и что она необычайно привлекательна.
В ней не было бьющей в глаза, ослепительной красоты; но мягкие, прелестные золотисто-рыжие волосы, большие серо-синие глаза, настолько глубокие, что казались лиловыми, и удивительно стройная, изящная фигурка делали ее неотразимой.
На ней было белое с синим муслиновое платье, отделанное мелкими оборочками, и маленькая фетровая шляпа цвета гиацинта, кокетливо изогнутая по самой последней моде; длинные перчатки из белой замши закрывали руки выше локтя.
— Сколько вам лет, Сильвия? — спросил Родней.
— Ровно восемнадцать, — ответила она.
Родней был поражен. Она выглядела гораздо моложе, и ему почему-то хотелось, чтобы это в действительности оказалось так. В восемнадцать лет заводить знакомство с наемными танцорами в курзале! О, это было не совсем прилично!
— Вашего отца зовут Маркус Дин?
— Да, а почему вы спрашиваете? Вы с ним знакомы?