— Ты молодец! — Ирина опустила руку на вихрастую головку.
Она не помнила, как провела обед, как укладывала детей спать. Надоедливо стоял в ушах стук колес. Ирина уже не могла ни на чем сосредоточиться. Мысли были обрывочны, беспокойны.
В спальне стояла тишина, дети засыпали. И только Славик что-то долго ворочался в своем углу.
— Ирина Петровна! — шепотом позвал он ее и, приподнявшись на постели, поманил Ирину рукой. Она осторожно прошла между кроватями и наклонилась над ним.
— Ну что ты, Славик?
— Я хочу вам что-то по секрету сказать… — Славик протянул руки и обнял Ирину за шею. Она почувствовала необычный прилив нежности.
— Ну говори! — укрывая его, Ирина села на кровать.
Поезд уже прибыл на вокзал. Стоянка двадцать минут. С перебоями бьется сердце.
— Я теперь всегда буду всем помогать… — Славик с торжеством смотрит на Ирину. Она стискивает его голову и быстро-быстро осыпает лицо поцелуями. Еще минуту назад она не думала, что этот ершистый, упрямый, неугомонный, не всегда понятный мальчишка, чем-то напоминающий ей Сергея, так просто все поможет разрешить.
— Славик, обещай мне уснуть. — Ирина строго и серьезно смотрит на него. Поспешно встает с постели.
— Хорошо, Ирина Петровна…
На перекрестке она поймала такси.
— На вокзал! Скорее!
Водитель видел взволнованное лицо Ирины и не спрашивал ни о чем. Они почти успели. Сквозь решетку ограды Ирина увидела, как покачнулись вагоны, поплыли окна. Словно оглушенная, она выбежала на опустевший перрон.
Не зная номера вагона, она рванулась по ходу набиравшего скорость поезда. Она тянулась взглядом к окнам, тамбурам. Спотыкалась и бежала только бы не отстать.
Он окликнул ее из последнего вагона. На бегу она подняла голову и увидела Сергея. Свисая с последней ступеньки, он тянулся к ней рукой. Ирина на секунду поймала его пальцы.
— Я приеду… — задыхаясь, успела сказать она.
П. Витвицкий, подполковник внутренней службы.
Жизнь начинается в тридцать
В тюрьму Алексей Ледяшкин попал в 1946 году за хищение хлебных карточек. Через четыре года его освободили. Он подался в Петропавловск-на-Камчатке, но осел в Иркутске. Однако грабежи снова привели его в тюрьму.
О свободе больше не думалось. Слепая озлобленность на самого себя и окружавших людей толкала на крайность: буду таким, чтобы все ползали у ног.
Пять раз судили Алексея. В тюрьмах и колониях прошла его молодость. Наступила зрелость. Семнадцать лет он думал лишь о том, где и что украсть, кого обмануть. Его коварство и жестокость к людям не знали предела. За это и кличку получил — «Леха-зверь». Воры безропотно подчинялись ему.