Демиургия (Орехов) - страница 45

Магрицкий тут, старый приятель, уже не тот, как раньше, остепенился, возмужал, серьезный человек государевой службы. Вытащил меня к какому-то графу на прием. Я думал появиться и уехать, но был бал, и была она. Маргарэт. Грэта фон Ляйб. Грэта. Теперь я не могу спать из-за другой причины. Грэта… Грэта… Грэта…? Ответишь ли ты на мое письмо…. Грэта?

Я вижу ее каждый день. Это игра и сон, я улыбаюсь больше, чем в Индии, я вижу ее, и не слышу каплей дождя по стеклу. Грэта любит меня. Я буду писать об отставке, я напишу родителям, я женюсь. Скоро, очень скоро… я еду домой.

Венчались по-православному. В Пруссии, но в нашей церкви. Собираемся уезжать, я счастливый дурак, муж прекрасной жены. Мне ничего не нужно, есть будущее, настоящего больше нет. Я готов забыть прошлое, пусть все исчезнет, мне много уже лет, но у меня есть только будущее. Скоро мы уедем, уедем навсегда. Больше не будет ни песков Бомбея, ни дождя по Йенскому стеклу, я хочу зиму и ток тетеревов, хочу снега на кустах калины и теплую печь в опаловых изразцах. Я наконец-то еду домой.

Мы живем, мы вместе, и мне больше не щемит сердце от одиночества. Я теперь не один. Я каждый день засыпаю с улыбкой, я как житель Бомбея счастлив, что есть люди, которые смотрят на меня. Что есть она, моя Грэта. Она немного говорит по-русски, она немного готовит, она немного грустит по Пруссии. Но это пройдет, потому что это всегда проходит. Я знаю, я жил не дома. Я очень много жил не дома.

У Грэты гости. Ее друзья из Европы. Они напоминают мне о прошлом, которое я силился забыть. Я в своем кабинете, пишу. Я очень много пишу теперь и читаю. Я не знаю, что происходит в мире, кажется, я даже забыл, который сейчас месяц. За окном снег, вечер, свечка догорает, надо сказать Тамаре, чтобы принесла еще. Грэта в гостиной, на светлом полу отплясывает немецкие танцы, шампанское льется рекой, повсюду будут капли, надо будет оттирать. Мне не хочется улыбаться. Самое дорогое, что есть сейчас – снег за вечерним окном.

Грэта сказала мне, что уезжает. Ее друг, Миних, обещал ей дом в Нассау, обещал ей шикарные выезды и графские балы. Она говорила мне, что она не создана для России. Она говорила мне, что Россия не создана для нее. Она говорила мне, что я не создан для нее. Она говорила мне, что… Она очень долго говорила. Мои глаза, сухие как пепел, черные как сажа смотрели на нее. Я не видел ее слез. Я не видел ее. Миних, я убью его!

Кап-кап-кап. На белом снегу очень отчетливо, очень ярко видны капли крови. Пистолет падает из рук. Звука нет, только в лесу токует тетерев. Горизонт опускается, и вот, уже виден только белый небосвод. Падают снежинки, медленно, по голубой лазури скользя, они проносятся от одного края мира к другому. Темный зимний лес ушел вниз, вслед за горизонтом, осталось небо. Солнце слепит глаза, но нет сил зажмуриться, потому что очень болит рана. Если повернуть голову, видно, как кто-то бежит – Магрицкий, секундант. И еще видны капли красной крови на белом снегу. Миних садится на лошадь и уезжает. Вслед за ним – его секундант. Я его не знаю. Снег падает бесшумно.