Вдалеке задребезжала тележка – начали развозить обед.
Майя очнулась, увидела рядом с собой понурого Василь Васильевича, тронула его за плечо:
– Василь Васильевич! Вы, наверно, проголодались? Он с усилием вернулся к ней из далекого далека:
– Что?.. А-а... Нет, спасибо.
– Давайте я вам бутерброд сделаю? И компота налью?
– Спасибо, Майечка. Не лезет мне кусок в горло со вчерашнего дня. – И в третий раз повторил с чувством: – Спасибо. Добрая ты девочка. Лучше я во двор пойду. На свежем воздухе побуду.
Не свежий воздух ему нужен, а поскорей «перевозку» увидеть. Спешит навстречу своей беде. И своей надежде.
Тележка с супом остановилась у дверей двенадцатой палаты.
Официантка окликнула Майю:
– Отнесешь вашим лежачим?
– Одна у нас сегодня. – Майя поднялась. – Для другой на кухне оставьте, пожалуйста. – Взяла из горки тарелку, подставила под половник: – Пожиже налейте.
Муж собрался уходить.
– Поезд на Свердловск, – объяснил он Тамаре Георгиевне, – около девятнадцати часов, а мне надо заехать в министерство и еще собраться... Думаю, что к следующей среде мы там управимся, в четверг буду в Москве. Будь умницей, ни о чем не беспокойся.
Тамара Георгиевна, похоже, ни о чем уже не беспокоилась.
Майя стояла с тарелкой в руках за его спиной.
– Вы ее покормите? – На поезд он спешит! Тот не сразу вник, что вопрос обращен к нему
– Я?..
– А кто же?
– Если больше некому... – Он вдруг беспомощно взглянул на Майю. Допекли они его, похоже, своей коллективной неприязнью.
В самом деле, за что взъелись? Такое свалилось несчастье. Словно кто-то злой протянул незаметно веревку поперек его победоносной дороги. Ноги запутались, и он – хлоп носом о жесткий бетон. Окончен стремительный, радостный бег. Легко ли смириться? Согласиться?..
– Ладно, ступайте, – сурово сказала Майя. Понять, может, и поняла, а простить не хотела. За то, что сначала о себе думает, а потом о жене. Что смеет ее не любить!..
– Ну почему же... – неискренне запротестовал он. Тамара Георгиевна возбужденно стала показывать, чтобы поскорей уходил. Ожесточенно махала рукой: иди! иди!..
– Да, – сказал он как бы сам себе. – Правду говорят, что у таких больных сильно меняются характеры.
Пожалела Майя его!.. Хотелось сказать: изменится характер, конечно. Только от болезни ли?.. Промолчала, глянула опять волчонком.
А к нему опять вернулось прежнее достоинство. Или – высокомерие?.. Опять ни на кого не смотрит.
– Не нервничай, Тамара, прошу тебя. – И дотронулся губами до ее волос. Раньше-то он как ее целовал, интересно?
Тамара Георгиевна резко повернула голову к стене.