Леди Вздорнс. А еще эта необъятных размеров леди - не могу вспомнить ее имени - эта старая толстая дура, которая так неприлично красится.
Брехли. Я знаю, о ком вы говорите, но провалиться мне в тартарары тоже не припомню, как ее зовут. Вы сказали красится? Да она накладывает белила и румяна штукатурной лопаткой. А вдобавок у нее растет борода и пробивается сквозь слой белил, так что можно подумать, будто ее оштукатурили смесью извести и щетины, пропади я пропадом!
Леди Вздорнс. О ведь вы сочинили в ее честь песню, мистер Брехли?
Брехли. Ха-ха! Ей-богу сочинил. Да вот милорд споет.
Синтия. Ах, спойте, дорогой милорд!
Брехли. Собственно, это не песня; скорее что-то вроде эпиграммы, скажем эпиграмматический сонет. В общем, не знаю, как назвать, но это в сатирическом духе. Спойте, милорд.
Лорд Вздорнc (поет).
Филлида {33} дряхлая все краше, все моложе,
А почему? Вы вправе удивиться.
Хотите, вам шепну словцо?
Умеет малевать она по старой коже
Сама себе молоденькие лица,
Что день, то новое лицо!
Брехли. Кратко, но не без соли, а? Таков мой стиль, ей-богу! Входит ливрейный лакей.
Леди Вздорнс. Ну что?
Лакей. Прибыл портшез вашей светлости.
Леди Вздорнс. С кормилицей и ребенком?
Лакей. Да, мэдам. (Уходит.)
Леди Вздорнс. О милое созданье! Взглянем на дочурку, милорд!
Лорд Вздорнc. Я боюсь, дорогая, что вы избалуете дитя, посылая за ним так часто: сегодня вам привозят ее уже в седьмой раз.
Леди Вздорнс. Ничего подобного! Всего лишь в шестой - я уже целых два часа ее не видела. Бедная малютка! Право слово, милорд, вы не любите бедняжку Сафо {34}. Идемте, дорогая Синтия, и хоть вы, мистер Брехли, посмотрим на Сафо, раз уж милорд не хочет.
Синтия. Я последую за вашей светлостью.
Брехли. Простите, мэдем, в каком возрасте леди Сафо?
Леди Вздорнс. Ей девять месяцев. Но вы не поверите, как она умна, какой у нее музыкальный слух! Милорд, вы не идете? Неужели нет? Не взглянуть на Саф? Ну пожалуйста, милорд, взглянем на крошку Саф. Я знаю, что вы не сможете удержаться.
Лорд и леди Вздорнс и Брехли уходят.
Синтия. Как ни трудно казаться беззаботной, когда ты ввергнута в пучину горестей, еще труднее притворятся, что тебе весело в обществе глупцов. Но права ли я, называя их глупцами? Свет о них лучшего мнения: они слывут людьми достойными и образованными, считаются остряками и тонкими собеседниками, они приняты в свете, их встречают там с восторгом, а если и нет, то они в восторге сами от себя. Почем знать, не в этом ли истинная мудрость? Ведь они счастливы! Может быть, у нас извращенные понятия, и слово "счастье" мы до сих пор употребляли неправильно?