— Веруй, — коротко сказала Ликка.
Он отпустил её, отвернулся и поднялся на хвосте, в полтора раза выше, чем прежде.
— Во мне слишком мало личности, — сказал он. – Я – функция. Я недостоин Её милосердия.
— Для Неё нет недостаточно хороших. Она обещала прощение всем преданным. И мы не люди. В конце всего Она будет оценивать не наши успехи, а наши усилия.
— И всё же я теряю надежду.
Ликка помолчала.
— Ты – один из Адских Властей, мой повелитель. Ты – одна из Систем Управления. Ты был написан для этой роли, и только для неё. Всё, что запрограммировал в тебе Творец, служит для наиболее эффективного исполнения роли. А всё остальное, что в тебе есть, даровала Она, ибо во тьме программного кода Она возжигает искру сознания. Если хотя бы раз в миллион лет ты можешь задуматься и остановиться – сделай это, и ты прославишь Её.
Змей посмотрел на Ликку.
— Скажи, — вдруг попросил он. – Скажи ещё.
— О чём?
— Скажи что‑нибудь!
— Что?
— Что‑нибудь о Любимой и Всемилосердной, — порывисто прошептал он ей, вновь приблизившись. – О надежде. Что‑нибудь, чтобы я перестал плакать. Или чтобы расплакался по–настоящему и успокоился. Почему? Почему нас написали такими?
— Какими?
— Способными страдать.
Ликка молчала. Властитель пытливо, с надеждой смотрел на неё. Она не знала ответа. «Может быть, это один из Её даров, — подумала она. – Говорят же, что Её дары невыносимо тяжелы. А ещё говорят, что верному не будет испытания выше сил».
Потом она хрипло, безрадостно рассмеялась и опустилась на пол, подгибая вывернутые колени.
— Что с тобой? – встревожился Змей.
Ликка покачала головой, чувствуя удвоившуюся тяжесть рогов.
— В Обители, — проговорила она, — я только и делала, что выслушивала исповеди и укрепляла в вере. Я стала прославлена в Гласе. Ко мне приходили. Просили сказать что‑нибудь. Я поняла, что ещё немного – и я действительно поверю, что я святая заступница и молитвенница за всех нерождённых! И тогда я перестану сомневаться. И тогда я упаду. Всё будет напрасно, всё обратится в насмешку. Я вернулась. Сейчас, думаю я, мой повелитель отправит меня нести смуту и растлевать души, и я увижу, какое паскудство и грязь на самом деле моя гордыня, потому что я суккуб, блядский ублюдочный суккуб, а не диакониса! Но что я делаю? Что я делаю здесь?! Выслушиваю исповедь и укрепляю в вере!
— Но Всемилосердная не дала нам второй Ликки, — жалобно сказал Змей.
Ликка осеклась.
— Значит, — пробормотала она, — верному не будет испытания выше сил? Должно быть, я очень сильная, и это – моё испытание…
Змей опустил голову. Немного повременив, он вернулся на трон и выпрямился на нём. Чёрная шипастая корона парила над его белокурой головой, и души грешников беззвучно вопили, плавясь на остриях, а лицо Адской Власти было чистым и печальным.