Местная стража, едва насчитывавшая четыре неполных сотни, и личная свита царского наместника были не в состоянии оказать достойное сопротивление опытным убийцам Ранджана, и уже к вечеру последние очаги сопротивления были подавлены. Грабежи и пожары прокатились по Аоляню жестоким штормом, завершившись пьяным весельем в уцелевших домах и постройках.
Командиры отрядов до поздней ночи продолжали подвозить к подворью наместника добытые ими трофеи, сваливая в общую кучу долю раджи и его приближенных. Сам Ранджан вышел на улицу и разлегся под большим навесом, едва окончательно насытился плотскими утехами с дочерьми убитого градоправителя. В окружении верных солдат, никто из которых так до сих пор за этот вечер и не притронулся к выпивке или опиуму, Отринувший с мрачным наслаждением наблюдал за тем, как росла перед ним гора из золота, серебра и самых редких вещей.
Нагпур, сидя на корточках рядом с хозяином, по очереди брал в руки мечи и кинжалы, чье качество и стоимость, по мнению сотников, делали их достойным подношением радже–безбожнику. Первый воин Ранджана выбирал подарок не кому–нибудь, а себе, ведь его покровитель никогда не забывал вознаградить Нагпура за собачью преданность, и обрести подобную милость мечтал, наверное, каждый воин в маленькой армии Хулителя.
— Джанханагир пал, на очереди Дзеригихар и Отому, — оглянувшись на повелителя, Нагпур усмехнулся. — Захватить их будет так же легко.
— Их захватывают всегда, — небрежно кивнул Ранджан. — В каждую войну их разоряют подчистую, после чего бросают, как выеденный плод. Их богатства приходят и уходят вместе с кошельками торговцев и поклажей телег. Нам нужно лишь успеть собрать весь урожай в долине Шаанга.
— Ты разрешил своим людям грабить не только всех юнь и иных чужеземцев, но и купцов–сиртаков, невзирая на их статус и земли, из которых они явились, — глаза тысячника прищурились, пристально ловя каждую деталь на лице у раджи. — Кое–кто не слишком одобряет такие действия. Слишком много врагов, слишком много проблем…
— Кое–кто? — рассмеялся Отрекшийся. — Назови имена, и я вырву им языки!
Взгляд Нагпура потяжелел, а его разноцветная улыбка угасла уже окончательно.
— Успокойся, — все также безмятежно продолжил Ранджан. — Я знаю, что если бы имена и были бы, то ты бы назвал их мне. А что касается твоих собственных сомнений, то, пожалуй, мой первый воин — один из немногих, кому я сам захочу давать объяснения.
Из алых складок адхивасы в руках у раджи появился его любимый ритуальный нож.
— Я не просто разрешил грабить всех и каждого, невзирая на имена и происхождение. Я приказал это делать, и никто не смеет ослушаться моего приказа. Но если бы я не отдал его, то чтобы случилось тогда? Меня бы прозвали милосердным и справедливым? Навряд ли. А вот зато «кое–кто» сразу бы стал говорить, что раз я велел не трогать караванщиков–сиртаков, то значит, боюсь гнева Шикавы, — лицо Ранджана приняло сурово выражение. — Но я не боюсь, ни ее, ни кого–либо другого из этих пародий на небожителей. После той ночи в храме Сорока Покровителей, когда девственная кровь так часто и бессмысленно проливалась потоками во славу многоруких, я перестал их бояться.