Но ветер был пока еще слаб и часто менял направление. Дули утренние и вечерние бризы[56], и клипер, маневрируя парусами, очень медленно продвигался вперед.
Потом пассат стал устойчивым и довольно сильным. Экипаж, обрасопив[57] реи и приведя все паруса к ветру, пошел в бейдевинд[58] дальше, курсом на юг.
Наступила пора тропических ливней. Они обрушились на клипер всей мощью. Если прежде матросы страдали от непереносимой жары, то теперь к ней прибавилась непомерно высокая влажность. Дождь заливал палубу, и вода, словно после всемирного потопа, устремлялась в шпигаты[59] за борт.
Вахтенные в дождевиках еле выстаивали в мокрой духоте свою смену. Все люки были закрыты, чтобы вода не проникала внутрь судна, оставлены были только входные для команды. Рулевые на корме почти ничего не видели из-за плотной стены дождя. Когда он усиливался, ветер ослабевал, и наоборот… Паруса потемнели от воды, полотнища их набухли. Жесткая тяжелая парусина не слушалась матросских рук. На реи подниматься было опасно и скользко.
В довершение всех бед несколько матросов заболело. Появилась тропическая лихорадка, а у некоторых — расстройство желудка.
Больных уносили в корабельный лазарет.
Лекарь ежечасно посещал больных, давал им советы и лекарства, запас которых был очень скуден.
Капитан запретил матросам ложиться на койки в мокрой одежде и приказал во что бы то ни стало просушивать ее. Специальной сушилки на клипере не было, и жилые помещения были увешаны матросским бельем. Спали раздетыми почти догола.
От лихорадки лечились ромом, но он тоже плохо помогал. Специально выделенные из команды моряки по указанию боцмана окуривали помещения смоляными факелами, чтобы «прогнать болезнь» — выкурить микробов, которые завелись в сыром спертом воздухе. На дожде приходилось открывать иллюминаторы, чтобы проветрить помещение, и от того в матросском кубрике стало еще более сыро.
Дождевая вода, просочившись в парусную кладовую, намочила парусину, и она при высокой температуре стала преть. Это очень обеспокоило капитана. Вода проникала даже в каюты, и обитатели их не знали, где от нее спасаться.
Уже почти неделю «Поймай ветер», словно Летучий Голландец, корабль-призрак, проклятый богом и людьми, плыл без руля и без ветрил под проливным дождем. Капитан был зол и молчалив, он почти не показывался на палубе. Боцман Ли в накинутом на плечи широком брезентовом плаще с капюшоном подолгу неподвижно стоял на баке и словно заклинал Нептуна, чтобы он утихомирил небеса, прекратил пляшущий ливень и послал ветер. Двое вахтенных бесцельно бродили по палубе от кормы до носа и обратно.