Вчера вечером, сразу после размещения в номере мотеля, они вместе наблюдали в здешней общей душевой игривый, веселый хвостик между ягодиц самой обыкновенной, казалось бы, девушки, которая закончила плескаться под струями воды раньше их.
— К чертям хвостики, — решительно сказал Антон, резким движением усаживаясь на узкой постели и ощущая босыми ногами тепло не успевших остыть за короткую летнюю ночь крашеных досок. — А как насчет завтрака?
— Туда же и завтрак в этаком месте, — отозвалась Ника, вспархивая с подоконника. — Все потом, по дороге, я и об этом позаботилась…
Минут через десять, спустившись вслед за блондинкой на первый этаж, Антон сразу же обратил внимание, что столик, за которым сидела все та же девица с раскосыми сонными глазами, что вчера вечером развлекалась необязательным разговором с ними, сейчас оказался в плотном кольце желающих непременно остановиться именно днем и именно в этом придорожном мотеле. Какие-то мужчины в настоящих, шикарных фраках, женщины, неухоженным внешним видом и яркой, броской косметикой на лицах напоминающие дорожных проституток, но в роскошных и неожиданных вечерних платьях, клоун с красным шариком носа и посыпанным мукой париком, две абсолютно похожие, даже одетые одинаково, симпатичные девушки лет двадцати, что-то непрерывно тарахтящие в ушко друг другу, мрачный, одноглазый мужчина с широкими плечами, обтянутыми чем-то бархатным, ярким, как перо попугая… Ника, как обычно, была права — все это напоминало какой-то странный карнавал, на котором маски прекрасно знают и понимают друг друга, вплоть до мельчайшего отрепетированного годами жеста, а посторонних перед началом этого праздника для своих по обыкновению просят удалиться из зала. С трудом сдерживая себя от любопытствующих взглядов на окружающих, Антон продрался через эту негустую, но плотно заполнившую вестибюль толпу и, уже выходя из мотеля, оглянулся на будто бы не заметившую его и продолжающую толочься у стола публику, и увидел, как девица, смахивая в очередной раз челку с глаз, быстро показала ему длинный розовый и какой-то шершавый даже на вид язычок.
Возле входа в мотель, на улице, то и дело попадались такие же, как и внутри, не стандартные личности, вроде карлика в панталонах и средневековом камзоле, расшитом блестками, бледной, будто театральная смерть в гриме, женщины в просторном буром измятом балахоне, скрывающем её от тонкой шеи до кончиков неразличимых под метущим землю подолом туфель, которой явно не хватало лишь просто деревенской косы в руках для полноты картинки, еще какие-то, быстро промелькнувшие перед глазами персонажи то ли сказок, то ли фантасмагорических снов, но пристально их рассматривать у романиста уже не было настроения и желания.