— А-а! — протянул шофер. — Тогда понятно! Этот генерал десантник?
— Точно!
Дальше ехали молча.
Сидорова осторожно перенесли в кузов полуторки, укрыли теплым одеялом, а когда все попрощались с ним, Кухтин сказал Листопадовой:
— Садитесь, товарищ капитан, в кабину.
— Нет, нет! — торопливо возразила она. — Я в кузове поеду. За Алексеем буду присматривать.
— Да ведь вам там неудобно, — снова начал Кухтин. — И потом я не знаю, куда ехать.
— А я вам сейчас поясню. Как только выедем за село, сразу же повернем направо, и эта дорога приведет на небольшую поляну. Там и стоит наш самолет.
— Ясно! — протянул Кухтин, сильно хлопнув дверцей кабины.
Добрую половину пути ехали молча. Потом шофер, скосив глаза на Кухтина, ехидно спросил его:
— А что это у вашего генерала портки худые?
— Во-первых, это не генерал, а простой солдат, которому только недавно присвоили звание сержанта, а во-вторых, это не так уж важно. Другой бы на нашем месте не только прохудил штаны, но и совсем потерял бы их, голову свою потерял. А мы вот хоть и оборвались за три месяца пребывания в самом пекле немцев, зато большое дело сделали. И наши костюмы хоть сейчас неси в исторический музей, и они большую ценность представлять будут. А лет эдак через сто придет в этот музей какой-нибудь гражданин, посмотрит на этот осколками пробитый костюм и вспомнит нас, солдат, нашу Красную Армию, вот эти бои, которые ни на минуту не умолкают, и скажет: «Да, это были люди особой закалки». Вспомнят они нас добрым словом, богатырями величать будут.
— Все может быть, — согласился шофер.
— То-то!
…Через час Сидоров летел уже на самолете в московский госпиталь.
3
Весь день осеннее небо хмурилось. К вечеру пошел дождь. В лесу стало холодно, сыро и неуютно.
От непогоды у майора Черноусова заломило ноги. Они так сильно болели в суставах, что он не находил себе места. Покусывая губы, комбат без конца ходил взад и вперед по маленькой землянке, морщился, часто присаживался к крошечной, сделанной из консервных банок печурке, грел ноги.
— Похоже, ревматизм, — подбрасывая в печурку дрова, объявил ординарец Ванин.
— Он, проклятый! — сквозь зубы протянул майор. — Еще под Москвой в окопах простудился.
— Да-а! Нехорошая это штука, ревматизм, — сказал сидевший здесь же лейтенант Куско.
— Просто душу выматывает, — подтвердил майор.
— Вам бы на грязи куда-нибудь поехать, — сочувственно посоветовал Ванин. — Говорят, здорово помогает.
— А зачем ехать, когда ее и здесь, в лесу, достаточно, — подмигнув лейтенанту, пошутил майор.
— Да я не про эту! Я про лечебную! На курорт куда-нибудь махнуть бы, это да!