Глава 75
НА ДАЛЬНЕМ ПОКОСЕ
Болотников отыскал приказчика на дальних княжьих покосах, где вотчинные бобыли ставили в лугах стога.
Прошлым летом Калистрат Егорыч недосмотрел за косцами. Стога сметали мужики плохо, гнетом не стянули, макушки не причесали и ничем не прикрыли. А тут по осени дожди зачастили. Почитай, половину сена сгноили. Потому приказчик нонче сам за бобылями присматривал.
Иванка спрыгнул с коня и не спеша подошел к Калистрату. Произнес холодно, без всякого поклона, чем немало удивил и Мокея и бобылей притихших:
— Есть к тебе дело, приказчик.
Мокей выступил вперед, прикрикнул, поднимая кнут:
— Забылся, Ивашка. Докладам по чину, а не то!..
Болотников зло сверкнул на челядинца глазами.
— Не стращай. Отойди в сторонку.
Мокей ошалело заморгал диковатыми глазами, а Калистрат Егорыч, утирая шапкой вспотевшую на солнце лысину, заворчал сердито:
— Ты чегой‑то дерзишь, сердешный. Прикажу тебя батогами бить за непочтение.
— Ох, любишь ты, когда перед тобой спину ломают, приказчик. Только батоги теперь забудь. Покуда я княжий стремянной и прислан к тебе Телятевским с грамотой, ‑ припугнул Калистрата Иванка.
— Вон оно как, сердешный. Выходит, при князе нонче служишь, ‑ с досадой крякнул Калистрат Егорыч.
Иванка вытянул из‑за пазухи бумажный столбец и передал приказчику княжий наказ.
— Так‑так, сердешный. Повеление батюшки Андрея Андреевича сполню, вымолвил Калистрат Егорыч и напустился на бобылей:
— Чего рты разинули. Вершите стога, окаянные!
Бобыли взялись за вилы и потянулись к сгребенным копнам. Иванка, не обращая внимания на озадаченных приказчика и Мокея, подошел к стогу, весело крикнул стоящему наверху:
— А ну, принимай сенцо, Потапыч!
— Енто можно. Эких работничков ‑ да побольше. Как с басурманами управились, Иванка?
— Побили поганых, Потапыч. Прытко от нас бежали, только лысые затылки сверкали, ‑ сверкнув крепкими белыми зубами, проговорил Иванка, вскидывая на стог большую охапку сена.
Бобыли подтаскивали сено к стогу, а Болотников, стосковавшись по крестьянской работе, скинув суконный кафтан на пожню, один успевал подавать Потапычу. Да все покрикивал:
— Ходи веселей, борода!
Через полчаса Потапыч совсем запарился. Отдуваясь, уселся на вершине стога, свесив вниз длинные ноги в облезлых лаптях.
— Уморил ты меня, парень. Дай передохнуть малость.