— Чего рты разинули? Что за народ?
— Из деревеньки мы, батюшка. В Москву нам надобно, в соляную лавку. Щти хлебаем пустые и без соли, ‑ попытался вывернуться Афоня.
— Слезай с коней. Айда глину месить, камень таскать, ‑ приказал голова.
— Дело у нас спешное, человече. Должны вскоре назад обернуться, сев в вотчине, ‑ сказал Болотников.
Объезжий сунул два пальца в рот и оглушительно, по‑разбойному свистнул. Мигом подлетели с десяток земских ярыжек[55] в темных сукманах[56].
Голова вытащил из‑за пазухи затасканный бумажный столбец, ткнул под козлиную бороденку Афони.
— Царев указ не слышали? Всякому проезжему, прохожему, гулящему люду, скомороху, калике али бродяге, что меж двор шатается, государь повелел по едину дню на крепости быть и с превеликим радением цареву силу множить. Так что слезай с коней, деревенщина.
Иванка чертыхнулся про себя. В селе мужики гонцов как Христа дожидаются, мешкать и часу нельзя. Но пришлось смириться: против государева указа не пойдешь.
Объезжий голова подвел гонцов к Яузским воротям, над которыми каменных дел мастера возводили башню. Сверху черноглазый детина в кожаном запоне[57], весь перепачканный известкой, мелом и глиной, заметив новопришельцев, прокричал:
— Давай их сюды, Дорофей Фомич. У меня работных людей недостает.
Дорофей Кирьяк согласно мотнул бородой. Афоня ухватил его за полы кафтана:
— При лошадушках мы, батюшка. Дозволь возле реки коней стреножить. Тут рядышком, да и нам отсель видно будет, не сведут. Мало ли лиходеев кругом.
Кирьяк оценивающе, прищурясь, взглянул на рысаков и милостиво разрешил.
По шаткому настилу Иванка поднялся на башню, где каменных дел мастера выкладывали "шапку". Черноглазый парень шагнул к Болотникову и шутливо, но крепонько ткнул его кулаком в грудь. Иванка ответил тем же. Парень отлетел к стене и зашиб плечо, однако незлобно отозвался:
— Здоров, чертяка! Словно гирей шмякнул. Тебе только с конем тягаться. Шумилкой Третьяком кличут меня, а тебя?
— Иван Болотников. Что делать укажешь?
Шумилка кивнул на старого бородатого мастера в полотняной рубахе и кожаных сапогах.
— Пущай раствор носят, ‑ сказал мастер.
Внизу, у подножья башни, с десяток мужиков в больших деревянных корытах готовили раствор для каменной кладки. Возле них суетился маленький сухонький седоватый старичок в суконной поддевке. Он поминутно ворчал, тихо бранился и видно было, что мужики побаивались его.
— Водицы помене плескай. Спортишь мне месиво. Не печь в избе делаем, а крепость возводим. Разумей, охломон, ‑ наступал старичок на угрюмого костистого посадского.