— В этого? Почему в этого? Объясните для наших телезрителей, — по-отечески улыбнулся Бармалов.
— Самый мерзкий, — говорил старичок. И зубами своими железными жидко и заносчиво улыбнулся в черный безжизненный зев устремленной на него камеры.
Кот неторопливо похаживал, наблюдая за происходящим, Ф. неотступно вел комиссара; как только станут стрелять, и он может выстрелить, твердо решил он. Это ничего не изменит и изменить не может, но все-таки отчего ж не исполнить задуманного?..
Выбранный Брызжицем вдруг завыл, губы его задрожали, он пал на колени и пополз к Брызжицу, будто собираясь умолять о пощаде, но один из бойцов ударом ноги отшвырнул задержанного.
— Встать! Встать! — крикнули тому.
— С предохранителя, знаете, как снимать? — говорил Бармалов.
Брызжиц промедлил мгновение, он передернул затвор и снял пистолет с предохранителя левой рукою.
— Куда стрельнуть-то? — говорил он, глядя с неприязнью в сторону жалкого человека.
— Куда хотите. Это уже все равно.
— В голову, что ли? — уточнил старик.
— Можно в голову. Ему все равно. Стреляйте в голову.
— Точно в голову? — переспросил старик.
— Да вы не бойтесь. Даже если и промахнетесь, вам помогут, вас поддержат, — пояснил Бармалов.
Испарина проступила на лбу Ф., он готов уж был стрелять; хуже было, что стали затекать руки; еще минута, и он не выдержит, сознавал Ф., он и боялся того и был почти готов к тому, скорее бы уж все произошло, думал еще Ф.
— Так стрелять, значит? — говорил Брызжиц.
— Не надо в голову, — жалко просил бугаек, опасливо глядя на Брызжица. Все еще смотрел он опасливо на торжествующего Брызжица, хотя и видел отчетливо тщетность всех уговоров.
— Или в грудь? — усомнился старик.
— В грудь! Можно в грудь! Сразу три пули ему!.. Чего свинца жалеть?!
Еще мгновение, и он выстрелит, сознавал Ф., он обязательно выстрелит, он не может ждать более, сознавал Ф.
— А-а!.. — простонал задержанный, попятившись; чернявый человек, недюжинного сложения его, растрепанный, затравленный и ничтожный, без смысла в глазах, кроме ужаса звериного, неизбывного.
— Приссал!.. — хихикнул Брызжиц.
— А последнего слова мы этому дерьму давать не будем, — говорил Бармалов. — Или дадим слово? — спросил он у тусклого окрестного воздуха. Спросил он у неба пасмурного и тревожного.
— Нет! Нет! Не дадим! — возмущенно ревели на трибунах. — Никаких слов!..
— Точно, — довольно улыбнулся Бармалов.
Сзади неслышно подошел комиссар.
— Товсь!.. — негромко говорил он бойцам. Лязгнули затворы. Бойцы внутренних войск вскинули свои карабины, целясь в небольшую толпу у стенки. Смятение было в толпе, мольбы и вопли.