Мысли об обряде взвешивания сердца напомнили рассказы о Джованни Брамбилле и о его «представлениях», в которые он втягивал маленькую Изабеллу. От них я перешел к фотографии из Бехбейт-эль-Хагара. Я уже подозревал, что под маской Гора скрывался Хью Уоллингтон. А как насчет других изображенных на снимке людей — Амелии Лингерст, Гермеса? Это мог знать только один человек.
* * *
У железных ворот виллы Брамбиллов стояла черная «Волга». О похожую на коробку русскую машину опирался высокий мужчина в расклешенных джинсах и рубашке на несколько размеров меньше, чем нужно. Он курил и откровенно таращился на дом. Я сразу его узнал: это был один из тех людей, кто подъехал к отелю «Шератон» в белом фургоне. Значит, Мосри установил за виллой слежку. Скрываясь под рясой коптского монаха, я решил, что лучший способ не попасться — насколько возможно бесстрашно идти вперед. Надел солнечные очки и небрежной походкой направился к воротам. Проходя мимо человека у «Волги», я бросил ему по-арабски:
— Прекрасная погода, мой друг.
Немного опешив, он швырнул окурок в сточную канаву и ответил:
— Прекрасная, святой отец.
Я улыбнулся ему и направился дальше к дому. Он меня совершенно не узнал. Миновав железные ворота, я увидел Ааделя — стоя на коленях, он полол клумбу во внутреннем саду.
— Аадель, — прошипел я.
Он поднял голову и подозрительно покосился на мой наряд коптского монаха.
— Это я, Оливер, — прошептал я.
Его взгляд стал мягче, и он посмотрел на человека, наблюдавшего за домом. Дождался, пока мы не скрылись из виду, и только тогда заговорил.
— Слава Аллаху! Мы так беспокоились. Где вы были? Столько всего случилось.
— Потом расскажу. А сейчас мне необходимо переговорить с Франческой.
— Она отдыхает. Ей нездоровилось…
Я прошел мимо домоправителя и направился по коридору в заднюю гостиную. Старуха сидела в большом кресле перед открытым французским окном, у нее на коленях лежал пожелтевший от времени альбом с фотографиями. Словно не замечая моего присутствия, она бессмысленно смотрела перед собой.
— Франческа, прошлым вечером мне насильно сделали укол наркотика и принудили участвовать в воспроизведении древнеегипетского обряда, — начал я без предисловий, сердясь, что меня не замечают.
Она не ответила.
— Это именно то, что ребенком приходилось терпеть Изабелле? Бредовый национализм, в который верил Джованни? Вуду, замешенное на дурной театральности?
Я почувствовал на плече ладонь. Удивленный, обернулся. Аадель встал между мной и своей госпожой.
— Мистер Оливер, мадам не может вам ответить. Я пытался вам сказать — у нее был удар. Она парализована. Но сейчас в Александрии мой сын Асхраф. Думаю, он сумеет вам помочь.