Значит, на воле инженер не может работать в полную силу и через силу. Работяга, тот с помощью парткома-завкома еще вытягивает на стахановца, - за него думают другие; его дело только рогами упираться и не мешать другим чернуху раскидывать. Он и даст сколько велят, хоть сто, хоть двести, хоть тысячу процентов. Для этого ни ума, ни совести не надо. А вот с тем, кто мозгами шевелит, у кого душа живая и даже может быть что-то вроде совести, - дело сложнее. Да еще если он много о себе понимает, думает, что он умнее своих начальников.
Такому уже могут помочь только родные органы. Берут его за шкирку, волокут на Лубянку, в Лефортово или в Сухановку - признавайся, блядь, на кого шпионил, как вредительствовал, где саботировал... Спустят его раз-другой в кандей с морозцем, с водой. Надают по морде, по заднице, по ребрам - но так, чтобы не убить, не искалечить, но чтобы ему и боль, и стыд, чтобы почувствовал, что он уже не человек, а никто и они могут делать с ним все, что хотят. Прокурор ему объяснит статьи, пообещает вышку. Следователь грозит, если не признается, посадят жену...
А потом, после всего этого, дают ему великодушную десятку. Иному слабонервному и пятнадцать, и двадцать лет покажутся подарком, нечаянной радостью. И тогда его утешат: старайтесь, можете заслужить досрочное освобождение и даже награды. Берите пример с таких, как Рамзин, докажите, что искренне раскаялись, что ваши знания, умения полезны Родине, - и все прежнее вам вернется, и даже еще больше получите...
Вот так и готовят кадры для шарашек. Там наш брат работает по-настоящему, с полной отдачей.
Никаких выходных. Отпуск - иностранное слово. Сверхурочные часы- одно удовольствие; все лучше, чем в камере припухать. Мысли о воле, о доме отгоняешь - от них только тоска и отчаяние. И работа уже не повинность, а единственный смысл жизни, замена всех благ, всех утех. Работа - и лекарство, и дурман...
В лагере говорят: "Труд сделал обезьяну человеком, а человека ишаком". Работать в лагере - значит ишачить, горбить, упираться рогами. И чтобы не "дойти", не "поплыть", не заработать "деревянный бушлат" - надо сачковать, кантоваться, туфтить, чернуху заправлять, филонить, мастырить...
А на шарашке все наоборот. Там тебя по имени-отчеству величают, кормят прилично, лучше, чем многих на воле; работаешь в тепле; спишь на тюфяке с простыней. Никаких тебе забот - знай только шевели мозгами, думай, изобретай, совершенствуй, двигай науку и технику...
Митя был первым, кто стал рассказывать мне о шарашках. Именно он, то ли сам придумав, то ли повторяя чьи-то слова, назвал их первым кругом нашего тюремно-лагерного ада.