— Подходите к нему, не стесняйтесь, — говорит он. — Евреи среди вас имеются?
Все молчат.
Немец в белом халате внимательно осматривает нас, голых, ниже пояса, потом заглядывает в лица, щупает нос, голову… Чудно и неловко. Зачем это?
— Jude? — вдруг настораживается немец. — Еврей? — спрашивает переводчик.
— Я татарин, — отвечает один из наших, — мусульманин.
Немец достает из кармана рулетку и, встав, принимается измерять окружность черепа, длину носа, пристально вглядывается в глаза татарина. Потом пишет в блокноте какие-то формулы, что-то подсчитывает и надолго задумывается.
— Да-а, — хрипловато тянет Васька.
— Тш-ш! — шипит переводчик… — Следующий! Татарин, шумно отдуваясь, бредет к груде одежды.
Немец осматривает Ираклия, отпускает его и вдруг, взглянув на его затылок, кричит: «Zurück» — «Назад!»
— Jude? — спрашивает он Ираклия.
— Я наполовину грузин, наполовину украинец, — объясняет тот.
Но немец, видимо, не верит. Он ощупывает голову Ираклия, трогает нос, заглядывает в рот, опять пишет формулы и что-то подсчитывает…
— Следующий! — командует переводчик.
Когда эта дикая процедура заканчивается и мы одеваемся в нашу еще горячую, пахнущую чем-то удушливо-острым одежду, он ведет нас через мостик к серому трехэтажному корпусу. Мы поднимаемся на второй этаж. Нам отводят тесную комнату с узким, схваченным толстой железной решеткой окном. В комнате двухъярусные нары, возле двери стол, над ним — электрическая лампочка.
— Сейчас вам принесут суп, — говорит переводчик и, помедлив, спрашивает — Москвичей нет?
Москвичей среди нас нет.
— А что же здесь все-таки — лагерь или тюрьма? — интересуется Виктор.
— Научно-исследовательский институт, — острит пе-резодчик. — Лагерь, конечно… Еще какие вопросы?
— Как с харчишками? — спрашивает Васька.
— Соответственно.
— Не бьют?
— Не рекомендуется.
— Вы как дипломат, — ухмыляется Васька.
— Должность такая, — отвечает переводчик. — Работать пока не будете, выберите старшего, соблюдайте чистоту… Для начала все.
Вскоре после его ухода нам приносят баланду и пять кирпичиков хлеба. Каждый кирпичик на четверых, баланды по три четверти литра на брата. Мы трое — Виктор, Ираклий и я — залезаем на верхние нэры. Васька пытается завести знакомство с рабочими кухни.
— Керченских не знаете?
— Вроде бы не попадалось.
— А мелитопольских?
— Запрещено нам разговаривать с вами, — хмуро признается один из рабочих. — Пошли, Степан.
— Подозрение не снято, — констатирует Васька.
3
Ранние декабрьские сумерки. Сегодня ровно год, как я ушел на войну. Хочется побыть одному и подумать.
Я прогуливаюсь вдоль корпуса. Морозно и ветрено. Тюремная стена освещена электрическими лампочками, но двор в полумраке. Возле мостика, переброшенного через ров, по одну сторону стоит Васька, по другую — полицай. Они изредка обмениваются короткими репликами.