До появления артефакта в Лондоне осталось совсем немного.
Артур после обеда сразу ушел отдать последние указания секретарю (этого молодого человека я еще не видела) и распорядиться об экипажах. Он решил своего вороного привязать, а всю дорогу до Гемпшира провести со мной в карете.
Мне же заняться было нечем. Прогулявшись по дому в компании мисс Лили (я про себя называла ее так, как мне ее представил Артур), посмотрела на предков графа в картинной галерее, на редкие безделушки, привезенные каким-то родственником из заморских поездок и бережно хранимые в специальных сундучках, установленных в библиотеке.
Как стемнело, я пошла к себе, чтобы не мешать экономке собирать нас в дорогу.
К вечеру этого дня наш багаж – многочисленные чемоданы и корзины – погрузили в еще один экипаж, который должен был доставить их в поместье вслед за нами.
Спустившись в столовую, я застала Артура за беседой с мисс Лили. Судя по всему, к поездке все было готово. Кивнув экономке, которая тут же отошла, я с интересом спросила, оглядывая накрытый стол:
– Артур, а сколько времени мы будем в пути?
– В хорошую погоду в экипаже я преодолевал этот путь за восемь часов.
И считать не стоит.
– Значит, нам придется ехать все десять, – грустно вздохнула я, переведя взгляд за окно, где с редкими перерывами шел холодный проливной дождь.
Артур уже позабыл, о чем был мой вопрос, и быстро поймал меня, жадно целуя. Ему доставляли какую-то непонятную радость вот такие нескромные моменты. Хотя, не скрою, я тоже начала находить в них удовольствие.
Встали рано. Экономка собрала нам с собой корзинку с едой. Из нее вкуснейшим образом пахло чем-то мясным, краем глаза я также заметила бутылочку красного вина и смородиновый кекс, который подавали сегодня к завтраку.
Мисс Лили совсем по-матерински разворчалась на графа из-за того, что он перед дорогой не поел. Мне она заранее принесла поднос с завтраком и проследила, чтобы я съела все.
Мне очень нравилось, что в доме бабушки и Артура к слугам относились как к близким людям, а не как к рабочей скотине. Не представляю, как бы я выдержала, если бы при мне происходили сцены унижения прислуги, описанные в учебниках истории. Я бы, наверно, глупейшим образом вмешалась и сорвала всю операцию.
Нет, я уже повидала страшные вещи, происходящие на улицах с детьми, – одни крошечные трубочисты чего стоили! После ужасного зрелища, когда на моих глазах из соседнего дома вынесли худенького десятилетнего парнишку в полузадушенном состоянии с переломами обеих рук, я первые ночи проплакала от бессилия что-либо изменить… Только и осталось, что малодушно «радоваться», что я родилась и стала сиротой не сейчас, а только через пятьсот лет! Но тысячам погибших и покалеченных детей уже ничем не помочь!