Когда они вошли в капитанскую кабину, Фриско захлопнул дверь и заставил Фрайгейта сесть на край койки.
— Я плаваю с вами уже двадцать шесть лет. Двадцать шесть! И ни разу никому не назвал ваши настоящие имена, — сказал Фрайгейт.
— Такое противно человеческой натуре. Как это ты мог столько времени держать пасть на замке? И почему?
— Особенно почему? — спросил Райдер. Он стоял у двери, поигрывая стилетом из рыбьего рога.
— Так было ж очевидно, что вы не хотите, чтоб вас узнали; это во-первых. А потому, будучи вашим другом, я и молчал. Хотя, должен признаться, меня удивляло, почему вы играете в таинственность.
Фаррингтон поглядел на Райдера:
— Как думаешь, Том? Райдер пожал плечами и сказал:
— Мы допустили ошибку. Надо было просто посмеяться. Признаться, кто мы такие, и придумать что-нибудь насчет причин.
Фаррингтон положил свой нож и закурил сигарету.
— Ага. Но это в прошлом. Что будем делать?
— После всех этих таинственных прыжков и ужимок Пит явно унюхал, что мы скрываем нечто серьезное.
— Так он уже это высказал!
Райдер вложил нож в ножны и закурил. Фрайгейт подумал, не воспользоваться ли ему моментом и не рвануть ли из каюты. Его шансы на успех были не так уж хороши… Хотя оба противника были меньше его ростом, но оба отличались силой и быстротой реакции. Кроме того, попытка к бегству только подтвердила бы его виновность.
Виновность в чем?
— Так-то лучше. О бегстве забудь. Расслабься, — сказал Том.
— Это с вами-то двумя, гадающими, не прикончить ли меня? Том рассмеялся и сказал:
— После стольких лет знакомства ты должен был бы знать, что мы не способны на хладнокровное убийство. Даже чужака. А ты нам вроде бы приятель, Пит.
— Ну а если б я и в самом деле был тем, кем, как вы думаете, я являюсь, то что бы вы сделали?
— Полагаю, я довел бы себя до состояния бешенства, чтоб не убивать тебя хладнокровно.
— А за что?
— Если ты не настоящий Пит Фрайгейт, то сам должен знать.
— А каким же еще чертом я могу быть?
Последовало длительное молчание. Наконец Фаррингтон загасил окурок своей сигареты в приклеенной к столу пепельнице.
— Вот в чем дело, Том, — сказал он. — Пит пробыл с нами дольше, чем любая из наших женщин. Если б он был одним из тех, зачем ему торчать с нами так долго? Особенно если, как он утверждает, он нас узнал в первый же день? Ведь нас могли бы схватить уже в первую же ночь, если б он был одним из них.
— Возможно, — ответил Том. — Мы же не знаем и четверти того, что вокруг нас творится. Разве что одну восьмую. Да и то, что мы знаем, вполне может обернуться чистой брехней. Может, нас вообще обводят вокруг пальца?