Я — бедняжка Ниди. Так меня обычно называют. Ниди — это сокращенно от Анита, но я уже забыла, когда в последний раз слышала свое полное имя. Все, вслед за Дженнифер, зовут меня Ниди или бедняжка Ниди.
На самом деле, я — вовсе не бедняжка, и имя никакой особой роли в моей жизни не играет, как могло показаться на первый взгляд. Я не бедствую, и мне ничего не нужно… кроме мести. О, как же я о ней мечтаю!
Правда, пока что я сижу в своей комнате, точнее в палате, и, как в начальной школе, переплетаю между двумя прутьями оранжевую пряжу. Вот уж точно — к семнадцати годам я стала настоящей мастерицей.
Заняться больше нечем. Из мебели — только кровать с подушкой и колючим одеялом да комод с выдвижными ящиками, одновременно служащий столом. Есть еще зарешеченное окошко, но смотреть из него неинтересно. Я и так знаю, что увижу: трехметровую ограду с колючей проволокой наверху. И, тем не менее, это не совсем тюрьма, скорее колония для несовершеннолетних, а точнее психиатрическая лечебница с минимальной изоляцией заключенных. Врачи постоянно пичкают нас таблетками, а если кто-нибудь начинает буянить, его тут же помещают в одиночную палату.
Нахожусь я в женской исправительной клинике неподалеку от мерзкого, кишащего пиявками озера Лич.
Иногда, когда думать мозг уже отказывается, я перечитываю почту. Приходит множество писем, посылок, фотографий и даже нижнего белья. Кажется, пишут мне чаще, чем Санта-Клаусу и Заку Эфрону вместе взятым.
Хотя… Неудивительно!
Порой люди пишут, что они молятся за меня. Обещают, что все будет хорошо, если я уверую в Христа. Я молюсь вслух, но ничего не происходит. Никто не оживает, никто не сходит с креста. Не знаю… Наверно, становиться верующей уже как-то поздновато.
Иногда какие-то кретины шлют мне подарки. Они увидели мою фотографию в газете и теперь предлагают руку и сердце. Надеются, что смогут спасти меня от горя. Неужели они, правда, верят, что я стану встречаться с человеком, влюбившимся в заключенную? Еще чего! Возможно, я и сбрендила, но надежду отнюдь не потеряла.
На комоде стоит фотография Чипа. Думали, я постараюсь спрятать ее как можно дальше? А вот и нет. Я каждый день гляжу на нее, пытаясь забыть нашу последнюю встречу: Чип лежит на земле, рука разодрана, торчат ребра, вытекают внутренности.
Раздается стук, и в палату заглядывает Реймундо. Он сообщает, что занятия начались пять минут назад (а то я без тебя не знаю!), кладет на комод лекарства и уходит. Я всегда принимаю все, что дают, — а зачем мне здравый рассудок?
