— Да, — покорно согласился Мэй.
Юнь замолчала. Мэй, нахмурившись, с тоской произнес:
— А в книге все одни и те же слова…
— Какие слова? — спросила Юнь, не понимая, о чем говорит брат.
— Да вот эта книга, «Лицзи»[9]. Чем больше я ее читаю, тем страшнее становится, я просто начинаю бояться того, что я — человек. Человек так ограничен во всем, так связан… Каждый его шаг считается проступком, — жалобно промолвил Мэй. Казалось, он вот-вот расплачется.
Мэй никогда не говорил подобных вещей, он был таким покорным и послушным! Юнь удивленно смотрела на него. Он сидел с поникшей головой, бессильный, сгорбленный. Он совершенно не был похож на юношу: казалось, это сидит дряхлый, обреченный на смерть старец.
— Почему ты так говоришь? Что с тобой? — тихо, с удивлением спросила Юнь.
Опустив голову, Мэй некоторое время хранил молчание. Затем, взглянув на Юнь, сказал:
— Я ощущаю пустоту в душе и просто не в силах читать такие книги.
Он как будто несколько успокоился, но в голосе его по-прежнему звучали мольба и беспомощность.
С жалостью глядя на двоюродного брата, Юнь попыталась успокоить его:
— Потерпи немного. В следующем месяце в дом придет твоя молодая жена, и ты уже не будешь чувствовать себя одиноким.
— Да, — послушно отозвался Мэй. Когда заговорили о его будущей жене, он немного сконфузился. Но затем, поборов смущение, нерешительно заговорил: — Моя женитьба очень беспокоит меня, я постоянно вспоминаю о том, что случилось с покойной сестрой. Тогда тоже все решил отец, а в результате вот что получилось… Не знаю, что будет со мной. Это страшит меня, я боюсь, как бы не получилось так же, как… — Неожиданно умолкнув, он закрыл лицо руками и уронил голову на стол.
Его слова сначала рассмешили Юнь: как может молодой парень нагонять на себя страх! Но затем она вспомнила слышанные в доме Гао разговоры о будущей жене Мэя, подумала о судьбе Хой, и слова: «Брату Мэю тяжело», написанные «вызывателем духов», вновь встали перед ее глазами. Теперь она воспринимала слова Мэя уже по-другому. Они, эти слова, словно слезы, падали на сердце, вызывая жалость к нему.
— Мэй! — ласково окликнула она брата.
Он не ответил. И только, когда она вновь позвала его, Мэй поднял голову. Он не плакал, лишь сухо кашлянул несколько раз.
Она с жалостью следила, как он превозмогал свое горе. Затем взволнованно упрекнула его:
— Почему же ты раньше не говорил об этом? Тогда можно было бы еще что-нибудь предпринять, а сейчас поздно.
Мэй покачал головой, он видел, что Юнь неверно поняла его слова.
— Я вовсе и не думаю о том, чтобы изменить это.