— Отчего не поверил? — спросил Димитрис.
— Ну мне-то откуда знать? — удивился свирфнебблин. — Это, ваше благородие, вы у судьи спросите; как по мне, дело было ясное. Мертвый старик да сынок его, кровишша повсюду, чего ж тут думать?
— А ежели и правда разбойники? Краденое нашли?
— Как теперя узнаешь? — Свирфнебблин пожал плечами. — Ежели и нашли, то приставы забрали себе и рапорт бы не подали.
Димитрис покачал головой.
— Так что с ним?
Он заглянул в камеру.
Узник лежал на лавке. Грязный, худой, оборванный, на шее тряпица, намотана кое-как и вся пропиталась кровью.
— Хотел на цепи повеситься, — доложил тюремщик. — Да руны охранные вовремя зазвенели; повезло еще, что в дознавательской колдун оказался, отчет писал об облаве. Вот и откачал дуралея.
— Повезло? — Димитрис нахмурился. — Так разве нет у вас целителя для колодников?
У тюремщика глаза полезли на лоб.
— Нет, ваше благородие, зачем им еще целители? Все равно кто на плаху, кого на шишигу, а прочие так в камерах и сгниют.
— Непорядок, — пробормотал Димитрис.
Вынул небольшой свиток и сделал пару пометок.
«Ишь, — пронеслось в голове свирфнебблина. — Бляху не успел получить, а туда же, порядки новые наводить. Либерал паршивый».
— С этим что?
Они подошли ко второй камере.
Там сгорбился человек, с клеймом на правой щеке. Даже эта уродливая печать не могла испортить красивое, благородное лицо дворянина.
Его рубаха порвалась, сильно запачкалась, но было видно, что она шелковая, а на манжете Димитрис разглядел монограмму.
— Казнокрад, — пояснил надзиратель кратко.
Заслышав их, узник поднял было глаза, потом еще глубже забился в угол.
К своей миске с кашей он не притронулся.
— Третье письмо вчера написал государю-императору, — негромко доложил свирфнебблин. — Все просит, чтобы дело его боярское собрание слушало.
Тюремщик пожал плечами.
— Мы, конечно, письма эти не отсылаем, тут же, в печи, и жжем.
— Да ну? — недобро прищурился розыскной.
Свирфнебблин мрачно поглядел на него.
— Согласно уставу, — отвечал он. — А мало ли, какое проклятие али болезнь моровую с этим письмом колодочник перешлет.
Добавил злорадно:
— Правила у нас четкие, и мы их все соблюдаем.
Улхарь был очень собой доволен, что так отбрил розыскного; однако Димитрис уже не слушал. Он подошел к решетке, и в глазах его на краткий миг мелькнуло сочувствие.
— Твой приговор? — спросил он.
— Вечное заключение, — ответил быстро свирфнебблин.
Ни к чему, чтобы офицер с колодником говорил — не положено, да и пример плохой.
— Я на него две руны молчания наложил, — пояснил тюремщик. — А то шумит, того, работать мешает.