Димитрис взял рюмку, подчеркнуто провел над ней офицерской бляхой, проверяя, не отравлено ли, и, лишь убедившись, что жетон не краснеет, начал неторопко потягивать.
Из соседней комнаты с мисками, бурча что-то недовольное, вывалились два хорбита. Один сжимал зубами краюху хлеба, другой под мышкой держал бутылку дешевого яблочного вина.
Следом семенил половой и что-то шептал им на ухо.
— Извольте, сударь, — произнес трактирщик без всякой радости. — Ваш кабинет готов.
«Кабинетом» здесь величали маленькую каморку. Стол был даже грязнее, чем в общей зале, а вместо табуретов стояли лавки.
Узкое оконце выходило на задний двор.
— Здесь лишь одна отдельная комната, — пояснил с усмешкой Димитрис. — А я не люблю есть со всеми.
Я понял, что в этом грязном трактире, среди воров и висельников, он хоть немного может побыть самим собой, не солдатом, а розыскным.
Мне даже показалось, что городских бандитов Димитрис по-своему ценит выше, чем дубоглавых ратников Огнарда.
— Жаркое здесь вполне терпимое, — добавил завоеводчик. — Если вы, конечно, не против того, чтобы обсасывать крысиные головы.
Вошел хозяин, держа щербатое блюдо с мясом. Дылда половой принес хлеба и бутылку орочьего вина.
— Значит, мы встречались в столице? — спросил Димитрис.
— Да, — согласился я. — Вы уверены, что стоит обсуждать это здесь?
Я посмотрел на девушку.
Оксану никто не приглашал с нами, но ей и не требовалось особое приглашение.
Димитрис бросил взгляд на нее, отправляя в рот кусок мяса двузубой вилкой.
— Мне нечего скрывать от Чернодворца, — отозвался он. — Бояре ближнего круга и так знают, что я сделал, а чего нет.
— Хорошо, — согласился я. — Расскажу вам, где мы встречались, а потом задам свой вопрос. Ответить на него или нет, решать уже вам.
— Справедливо, — кивнул Димитрис. — Так когда это было?
— Шесть лет назад. Спустя ровно год после начала Стояния на Черной Реке.
Ледяной ветер бился в окна моего экипажа.
Вьюга, бешено завывая, кружила по ночным улицам, металась среди слепых домов, швыряя в них колючие хлопья снега.
Город казался мертвым, словно солнце никогда не воскреснет. Хрипло скрипели скрюченные деревья, лютая метель была все сильнее, где-то далеко рыдали колокола.
— Приехали, барин, — сказал извозчик.
Бешеный вихрь подхватил его слова и унес прочь.
Я вышел из кареты.
Острый обжигающий снег хлестал меня по лицу, срывал высокую шапку, холод пронизывал до костей. Я поднялся на мраморное крыльцо, постучал дверным молотком в форме головы минотавра.
Обернувшись, я не увидел ни улицы, ни экипажа — лишь вьюга, высокие шпили храмов да черное небо, нависшее над столицей.