— Добрый вечер, ваша милость, — дворецкий открыл мне дверь.
Это был высокий старик, с белоснежными бакенбардами, крупным носом и потертой улыбкой.
Он носил ливрею, с серебрянью и золотом — цветами дома Мортернов.
— Здравствуйте, Осип, — я прошел в парадное, снимая перчатки. — Давно мы с вами не виделись. Как ваш ревматизм?
— Спасибо, ваша милость, не жалуюсь; господин полковник послал меня к своему врачу. Так что стало полегче.
Он испуганно охнул, взглянув на меня попристальнее.
— Что с вашей рукой?
— Это?
Я повертел когтистую лапу, усеянную ромбовидной чешуей.
— Это не моя рука, — сказал я. — Моя осталась на том болоте. Не было времени сходить к лекарю; пришили, что подвернулось.
— Вы не тяните с этим, ваша милость, — заботливо произнес дворецкий, опасливо поглядывая на драконову лапу. — Храм Стрибога в двух кварталах отсюда, он открыт и ночью, и днем. Местные жрецы творят чудеса; конюх наш лишился двух пальцев, когда выгуливал дракков, так за неделю ему их заново отрастили.
— Да, обязательно, — заверил я.
Бросил взгляд на большую лестницу.
— Хозяин у себя?
— Да, ваша милость, — он помог мне снять тяжелый охабень, весь засыпанный снегом.
Я почти освоился с чешуйчатой лапой, но одеваться было по-прежнему неудобно.
— Гости у него. Трое бояр из Чернодворца.
Осип глянул наверх, туда, где был кабинет хозяина.
— Двое сразу ушли, а третий остался. До сих пор говорят о чем-то.
— Ладно, я подожду.
— Да, ваша милость, пройдемте в библиотеку.
Он повел меня через холл.
Ярко горели свечи, вдоль обитой дубом стены стояли доспехи, грязные, погнутые, пробитые, с пятнами старой крови. В каждом из них когда-то погиб кто-нибудь из Мортернов; на еще многих можно было различить потертую надпись:
«Только смерть в бою делает жизнь достойной».
— Это уж точно…
Дворецкий остановился и неуверенно взглянул на меня.
— …Что, война еще долго будет идти? Господин полковник ничего об этом не говорит.
— Внуков ваших призвали, да? — нахмурился я.
— Всех троих.
Я не спрашивал, просил ли он хозяина дать им вольный билет. Мы оба хорошо знали, что полковник Мортерн никогда бы этого не сделал.
— Война будет длиться вечно, — ответил я. — Или кончится очень быстро. Зависит от того, в чьих руках окажется Рубиновый жезл и чем новый командир будет готов пожертвовать. Пусть ваши внуки запишутся в послушники Стрибога, это даст им отсрочку на пару месяцев. А там поглядим.
Я вынул мешочек из серого бархата, развязал тесьму и пересчитал монеты. Затем добавил к ним четыре динара, взяв их из другого кармана.
— Хватит для всех троих, на пожертвование храму, — сказал я, отдавая мошну Осипу.