Она так отвратительна. Ведь мы с ней не меньше знакомы, это уж точно. Наверное, ей не очень хочется об этом сейчас говорить.
— А, ну да. Тут, наверное, действует принцип «рыбак рыбака видит издалека». Ты украла Себастьяна, она — Питера.
— О, Кэрри, — говорит она со вздохом. — Ты никогда не разбиралась в парнях. Нельзя украсть у девушки молодого человека просто так. Это можно сделать только в том случае, если он сам хочет, чтобы его украли.
— О, правда?
— Ты такая злая, — продолжает она, тряся рукописью. — Как ты могла такое написать?
— Вероятно, ты заслуживаешь этого?
— Кто ты такая, чтобы судить, чего я заслуживаю? Что ты о себе думаешь? Ты думаешь, ты — бог? Ты всегда уверена, что ты чуть лучше, чем другие люди. Вечно думаешь, что с тобой случится что-то хорошее. Ты считаешь, что вот это все, — говорит Лали, указывая на двор моего дома, — не твоя жизнь. Думаешь, что это — просто ступень в какую-то лучшую жизнь.
— Может, так оно и есть, — возражаю я.
— А может быть, и нет.
Воцаряется молчание. Мы смотрим друг на друга, пораженные тем, какой силы достигла вражда между нами.
— Кстати, — спрашиваю я, вскидывая голову. — Себастьян видел рукопись?
От этого вопроса Лали, похоже, еще сильней распаляется. Отворачивается и закрывает глаза руками. Она делает глубокий вдох, словно принимает очень важное решение. Затем отнимает руки от лица и перегибается через стол ко мне. Лицо ее ходит ходуном от боли.
— Нет.
— А что так? Я думала, эта рукопись послужит еще одним кирпичиком в крепкой стене системы ваших взглядов, построенной на ненависти к Кэрри.
— Он не видел и никогда не увидит.
Лицо ее приобретает суровое выражение.
— Мы расстались.
— Правда? — говорю я писклявым от волнения голосом. — Почему?
— Потому, что я застала его страстно целующимся с младшей сестрой.
Я беру страницы рукописи, которые Лали разбросала по столу. Собрав, я постукиваю краем стопки об стол, пока она не становится практически ровной. У меня вырывается смешок. Я стараюсь сдержаться, но это невозможно. Рот сам собой открывается, и оттуда вырывается гомерический хохот.
— Это не смешно!
Лали подскакивает, чтобы уйти, но вместо этого бьет кулаком по столу.
— Не смешно, — повторяет она.
— Ой, нет, это очень смешно, — киваю я, истерически смеясь. — Это просто уморительно!