— Голос в голове сильнее меня — это к психиатру! — сердился он.
— А обращаться к этому голосу с просьбой дать Диану — не к психиатру?
— Это разное.
— Просить можно только у того, кто сильнее. Хочешь просить, умей слушаться.
— Ну, это уже слишком!
Внутренний голос, призывающий слушаться, показался Раздолбаю шагом к сумасшествию, и он испуганно приказал ему замолкнуть. Голос исчез, словно его никогда не было. Сознание Раздолбая снова стало единым, и все мысли принадлежали только ему.
— Значит, я себя все-таки контролирую, — успокоился он. — Кстати, помириться с мамой — разумная мысль. Все равно я рано или поздно снова соберусь в Ригу, и надо ее к этому подготовить. А про голос надо будет с Мишей поговорить. Нормально это вообще — такие диалоги вести, или можно раздвоение личности заработать?
Мама жарила у плиты оладья с яблоками. Дядя Володя уехал на работу, и момент для разговора был подходящим.
Раздолбай пришел на кухню, заварил растворимый кофе и принюхался к душистому дыму со сковородки.
— Оладушки вкусно пахнут. Можно взять?
— Бери, я же тебе пеку.
— Мам…
— Ну?
— Ты про Диану зря плохо думаешь.
— Я про нее вообще ничего не думаю — много чести. Я про тебя думаю, почему таким эгоистом растешь.
— В чем эгоизм?
— Ты знаешь.
— Я тебе позвонил вечером, сказал, что я в Риге. Сразу предупредить не мог, потому что уехал спонтанно. Товарищ предложил — я согласился.
— Что за товарищи такие, которые на ночь глядя в другой город увозят?
— Мы про товарищей будем говорить или про мой эгоизм?
— А это все вместе! Сам растешь недорослем безответственным и товарищей таких выбираешь.
Раздолбай закатил глаза к потолку, с трудом удерживаясь, чтобы не наговорить маме резкостей. «Спокойно…» — снова напомнил о себе внутренний голос, и в памяти замелькали фрагменты воспоминаний — вот мама приезжает к Раздолбаю в летний лагерь и он мчится к ней навстречу, чтобы с разбега обнять ее… вот она ласково называет его медвежоночком… а вот дарит ему на десятилетие маленький сверток, в котором оказывается неказистая пластмассовая коробочка с двумя кнопками. Раздолбай разочарованно жмет на одну из них, и из-под дивана жужжащей черепахой выползает радиоуправляемый луноход на батарейках — он восторженно вокруг него прыгает, а мама смеется и целует его в макушку.
«Куда это все делось? — с грустью подумал Раздолбай. — Когда мама перестала быть самым любимым другом? Тогда, когда, заглянув в дневник, сказала ледяным голосом: «Поздравляю с первой тройкой»? Или когда после веселого дня рождения одноклассницы встретила их компанию на ночной улице и при всех потащила его, пятнадцатилетнего, домой за шиворот?»