Она мысленно внушала себе устами какого-то строгого и объективного человека: «Какой же вы турбинщик, товарищ Карцева? Всю войну были военным инженером, потом строителем. Мы вас пошлем на стройку домов или, скажем, в ремстройконтору».
— Товарищ! Товарищ! Ваша очередь. Что же вы? Она вскочила и растерянно, не успев подготовиться к предстоящему разговору, вошла в кабинет секретаря райкома.
Раскатов вежливо поднялся ей навстречу. Молодой. Чисто выбритое, свежее лицо. Очень яркие глаза, выражающие ум острый и, пожалуй, насмешливый. Вот это и есть тот строгий и объективный человек, который сейчас скажет ей беспощадно-правильные слова.
— Садитесь. Что у вас?
— Я приехала с Дальнего Востока,— с усилием начала Аня и, решив, что объяснения ничему не помогут, сразу выпалила: — Хочу на «Красный турбостроитель», в свой цех. Турбинный.
— Правильно хотите. — Раскатов протянул руку за ее партийным билетом, бегло просмотрел его. — Специальность есть?
— Есть, но у меня положение сложное, — краснея, быстро заговорила Аня. — Я кончила институт незадолго до войны, по существу только начала специализироваться по турбинам, попала на завод перед самой войной. Осень и зиму была на ремонте танков, в противовоздушной охране завода. Потом в армии. Потом...
Теперь Раскатов просматривал ее документы. Вот он покачал головой:
— Однако после демобилизации вы не очень торопились домой.
— Так пришлось, — сказала Аня.
Ей живо вспомнились дни перед демобилизацией, горячка нетерпения, торопливые сборы в долгий путь... И разговор в обкоме, где ей сказали с дружеской прямотой: «Все понимаем, товарищ Карцева, и все-таки просим — помогите. Останьтесь хоть на полгода. Вы же видите сами: нужно». Она видела: нужно. Сама себя обманывала: шесть месяцев пролетят быстро. В глубине души она уже тогда понимала, что месяцы обернутся годами, что в разгар стройки ей невозможно будет уйти, не довершив дела...
— Я не могла поступить иначе.
Раскатов поглядел на нее очень внимательно и вдруг спросил:
— Площадь у вас есть?
Она не сразу поняла вопрос.
— Ах, жилплощадь... Да, комната была забронирована. В заводском доме.
— Семья?
— Нет. Я одна.
— Совсем одна?
Он был слишком молод, чтобы понять, как это больно — быть совсем одной. Сжав губы, она не ответила.
— Так... — пробормотал он, вглядываясь в ее посуровевшее лицо. — Значит, вся сложность в том, что подзабыли турбины...
Он взял телефонную трубку, заговорил негромко, голосом человека, уверенного в том, что его слушают внимательно:
— Григорий Петрович? Раскатов говорит. Как у вас сегодня с турбиной? Ну-ну! На следующем бюро послушаем вас. Подробно, по узлам. А теперь вот что. К вам зайдет инженер... Карцева, Анна Михайловна. Ваш бывший работник. Турбинщик, но боится, что все перезабыла... Само собою, я так и сказал. Нагрузите ее как следует, ладно?.. Значит, понял?..