Однажды на улице извозчик жестоко порол кнутом павшую от усталости лошадь. Громадная толпа собралась вокруг, все возмущались, звали на помощь городового. Но вдруг из толпы выбежал юноша, вырвал у извозчика кнут и тут же, на глазах ошеломленных людей, выдрал этим кнутом самого извозчика.
Это был Дмитрий Каракозов. Товарищам он часто говорил:
— Я не люблю лишних слов… К чему эти слова, если от человека жизнь требует только дела?
После выстрела в царя, когда ему уже стали крутить руки, он все-таки обратился к помощи слов.
— Я за вас… за вас! — кричал в сторону простонародья. Но это были беспомощные слова. Как и тот выстел.
Часть первая. БОЛОТНЫЕ ЛЮДИ
Городишко Пинега — место дикое да топкое, проклятущее место: куда ни глянь — чащобы непролазные, куда ни ступи — болота мшистые. Окрест на версты многие — только кочкарник, мшага, осока, клюква да морошка, а надо всем этим тучей кромешной виснет кровососущий и ликующий от крови гнус.
Так и говорили тогда пинежане:
— Волка-то мы и сами залягаем, а вот от комарья никак не отбиться… Ложись и помирай. Пущай жрет, коли в нем настоящего благородного понимания нету… Бяда с гнусом, прямо бяда!
Вокруг уездной канцелярии скучились кое-как, вразброд невеселые домишки. По гнилым мосткам хлюпают заросшие сивым волосом дремотные обыватели — весьма опохмеленные. В руке у каждого — дубье, чтобы от бездомных собак было чем отмахиваться. Ну а ежели палкой не спасешься, тогда один выход: на четвереньки вставай и лай — собаки тебя уже не тронут.
А собачье в Пинеге злое: уж на что волки тундровые (сами ростом с теленка) и те — все окрестные деревни обвоют, а на пинежские улицы забегать побаиваются.
Во главе вечно голодной и лютой пинежской своры стояла тогда матерая истасканная сука с желтыми зубами, и пинежане за одну привычку ее, свойственную каждой собаке, окрестили ее метким словом — «задрыга»…
Невесело жить на Пинеге. Будто отрезали тебя от России — ломтем ненужным, задвинули на край стола: пропадай ты пропадом! И летом (под тонкий комариный зуд), и зимой (под метельные визги и всхлипы) смыкается над городом, словно цирковой купол, глухая непроницаемая тоска. Приезжала тут как-то, еще в Севастопольскую кампанию, персона одна важная из столицы, выучила чиновников играть в преферанс — так и на том спасибо. Ну и выпил человек от тоски этой самой. Ну закусил чем бог послал. Ну вестимо, и похмелил себя с утра пораньше… А дальше-то что? Дальше-то как жить будем?
— Ништо, — говорят люди опытные. — До нас на Пинеге тако жили, не тужили. И опосля нас жить станут тако же… Самое главное, Иван Прокофьич, это — не терять хладнокровия. Все можешь делать, хучь нагишом по сугробам бегай, но хладнокровие при этом блюди…