— Когда? — спросил Иво.
— Четыре дня назад, — ответила Ага. У нее руки были в саже, щеки — в саже, и на волосах — пепел.
— Кто?
— Все мы, — думаю.
Она засеменила ему вслед, на ходу распахнула еще не сгоревшую дверь, висевшую на одной петле.
— Мы молчали. Как зайцы, прижимали уши. И научились хохотать над каждым, кто умирает.
Раньше Ага была повитухой, помогала почти всем роженицам в деревне. После того как армия Гитлера вступила в Австрию, она закрылась у себя в доме и указала на порог ортсгруппенляйтеру, когда тот спросил, не хочет ли она вступить в партию. В деревне появилась новая повитуха, но пробыла недолго, никто не хотел ее помощи.
— Мы не могли знать, — сказал Иво, — ведь сначала так не было. Он, однако, понимал, что они могли всё это знать. Ага рассмеялась. В смехе звучала горечь.
— На неправде нет никаких знаков, да? Смотришь, а она уже здесь. Это они там, в городе, верят всему, что им говорят. А мы должны были почуять нашими крестьянскими носами. Вонь от неправды ее опережает.
Иво вошел в лес, и, передохнув, поднялся на пригорок, откуда вдали видна была Венгрия, пуста[4] и небо. Там он последний раз был с Сильвой. Потом он спустился в деревню и стал напиваться в трактире. Подошел ортсгруппенляйтер, расспрашивал Иво, давно ли он приехал, получил ли снова орден и как случилось с ногой. Немного погодя он спросил, как, по мнению Иво, пойдет дело дальше.
— Зима всех зверски измучила, — ответил Иво.
— Дед Мороз, да? Русские еще сильнее будут мерзнуть, у них — никаких идеалов, не то что у нас. Идеалы согревают.
Он подсел к Иво за стол. Иво подумал, что надо бы его послать к черту, но промолчал.
— К фронту ты, пожалуй, непригоден, — сказал ортсгруппенляйтер.
Иво кивнул.
— Но можно послужить фатерланду и не на фронте. Есть много всякой работы, кто-то же должен ее делать.
Иво молчал, ортсгруппенляйтер объяснял молчание Иво ранением и пьянством. Когда они дошли до трех литров, и Иво почувствовал, как тяжесть вина, соскальзывая с языка, забирается ему в ноги и в тело, а голова постепенно опустошается и задурманивается, к ним подошел старый крестьянин и спросил про русских. У него сын пропал без вести в Сталинграде. Вслед за ним еще один спросил сначала о русских солдатах, затем — о женщинах. И Иво рассказал о девушках, которые приходили к солдатам в расположение роты, хотя это было запрещено. Как солдаты подменяли друг друга в караулах, чтобы девушек не заметили. Еще описал, как его ранило, но прежде упомянул случай, из-за которого его наградили второй раз.
— Да-да, — вмешался ортсгруппенляйтер, — война — это место для полноценных мужчин. Здесь он, смутившись, осекся, потому что Иво больше полноценным мужчиной не был, по крайней мере, полноценным солдатом.