Генерал повернулся к командиру батальона:
— А вот насчет слаженности в бою — у нас не всегда хорошо, Случается, воюем кто как может. Немец это может учесть. Смотрите. Вот как нам нужно держаться, — генерал сжал кулак и взмахнул им.
Соколов понимал, что, говорит, не то. Ничего конкретного пока не мог пообещать. А как бы добрая весть подбодрила усталых людей!
Генерал вытащил пачку „Казбека“, взял папиросу, помял ее и, сжав в зубах, закурил.
— Всегда думайте о том, что за нами Москва, что мы должны ее защитить.
— Сможем, товарищ генерал…
— Отстоим…
— Выдюжим!..
Соколов одобрительно кивнул и, простившись с солдатами, пошел дальше. Он верил этим бодрым словам. Верил непоказному оптимизму. Такие люди не дрогнув встретят смерть. Но сквозь бодрые голоса прозвучала и трезвая, с каким-то укором, фраза: „Танки у него…“
Солдаты могут не двинуться с места, но по ним, по солдатам, пройдут танки….
Бектемир, сидевший в стороне, прислушался к разговору и поинтересовался:..
— Кто это?
Сосед Бектемира, молодой солдат, многозначительно поднял брови:
— Наш генерал… Соколов. — Солдат принялся сворачивать козью ножку. — Большой человек.
— Да, — согласился Бектемир. — . Каждое слово его обдуманное, нужное..
— Замечательный человек, — продолжал солдат. — Правда, чуть-чуть горд. Но это ничего. Воюет хорошо. Пришлось не быть с ним в Западной Украине. Показал он себя гам.
Солдат покосился на Бектемира, проверяя, какое впечатление произвели эти слова, и с наслаждением затянулся крепким, густым дымом…
Бектемир с интересом смотрел. вслед удалявшимся командирам. Он неожиданно почувствовал себя спокойнее.
Вон как твердо, уверенно. — шагают много повидавшие в жизни люди.
— С ними, наверное, не пропадешь.
Все вокруг изменилось. Иначе выглядят и величественный русский лес, и необозримые поля. Иначе выглядят и люди. Живут они так же дружно, так же порой шутят, смеются. Но теперь в их разговорах иногда слышатся тревожные нотки:
— Сколько же у него самолетов?
— Откуда только берутся танки?
— Ну и сила прет на Москву!
Однако никакой паники. Люди трезво оценивали обстановку. Они твердо знали, что немцам не видать Москвы.
— Победа или смерть!
Нет. Это был не лозунг. Эти слова шли от сердца. В них было одно желание — своей грудью защитить Родину от врага.
И пусть по вечерам звучали грустные песни. Пусть. Эти песни посвящались родному краю, милым березкам, далеким матерям и невестам. Тому, что нужно было беречь от врага, тому, что хранилось в самых заветных уголках сердца.
Разве можно отступать, разве можно поднимать руки перед врагом? Нет и нет!