Вызвал Ушакова. Беседую:
— Брат есть?
— Есть.
— Арестован?
— Вроде бы.
— Что значит — вроде бы? Точнее.
— Арестован и даже осужден. Говорят, к расстрелу.
— Где работал?
— Когда-то был шофером у маршала Тухачевского. А последнее время не знаю. Я брата лет пятнадцать не видел.
— Это почему же?
— Говорить не хочется… Дело уж очень личное.
— Не стесняйтесь, выкладывайте.
— Брат у меня невесту отбил…
— Подтвердить можете?
— Трудно. Придется на родину, в Новосибирскую область, съездить.
— Хорошо. Все ясно. Можете идти. О решении известим.
И известили: «За неискренность перед партией, за попытку скрыть связь с братом врагом народа Ушакову П. П. объявить строгий выговор, считать невозможным дальнейшее использование на руководящей работе».
Ушаков, помню, пытался прорваться, ко мне. По телефону я с ним, правда, поговорил.
— Товарищ Шебалин, какой же я неискренний? Я всю правду…
— А по-моему, вы и сейчас неискренни.
Или случай с редактором. Верный мой. Максименко доложил:
— Надо бы нашего Тихона Николаевича Кошакова вразумить. Нехорошие анекдотины про вас сочиняет.
— Что там еще за анекдотины? Выкладывай.
— Есть, рассказывает, в области — не то в Ивановской, не то во Владимирской — село Холуй.
— Ну, есть. Строчеи там знаменитые, а раньше богомазами славилось.
— Так вот, дескать, обратились жители Холуя с просьбой о переименовании их села в рабочий поселок Шебалино.
— Ну и что?
— Даже говорить неудобно…
— Выкладывай.
— Будто в вышестоящих инстанциях не поддержали. Отклонили. Ответили: что Холуй, что Шебалине — вроде одно и то же…
Вскоре допустил Кошаков в передовой статье ошибочку, вернее, даже не ошибку, а описку. Но ведь как, подойти. Можно и полегче, а можно поднять на принципиальную высоту. Ну и подняли. Кошакову строгача, а газете нового редактора. При последнем разговоре я не сдержался и высказал ему:
— Не будешь села в рабочие поселки переименовывать…
Он искренне удивился:
— Не понимаю, Иван Петрович, на что намекаете.
Я ему тогда напрямик:
— Холуй помнишь?
— Понятия не имею.
Недавно я Кошакова встретил. Он сейчас солидный человек, ученый.
— Спасибо, Иван Петрович, за помощь.
— За какую?
— За то, что с работы меня тогда сняли. Так бы я и закис под вашим руководством. А насчет Холуя, ей богу, не я сочинил. Это ваш верный Максименко свою вину на меня списал… Я серьезный материал на него получил, вот он меня и упредил…
Поди проверь.
Удивительное дело. Мне сейчас надо о серьезных вещах думать, а я все о какой-то чепухе вспоминаю. Какое мне теперь дело до этого Кошакова? У меня могут неприятности покрупнее быть. Вдруг откажут в персональной пенсии? Тогда что? Получай общегражданскую и два месяца в году нанимайся куда-нибудь?