— Чувствую, ты очень волнуешься по поводу завтрашнего дня.
— Не хочется мне оставлять Гильома. Я знаю, что у тебя он под хорошим присмотром, Алианор, и что он счастлив, но просто… — Он пожал плечами, и лицо его исказила болезненная гримаса. — Мне просто хотелось бы дожить, чтобы увидеть, как он повзрослеет.
Алионор, отложив шитье в сторону, озабоченно посмотрела на зятя.
— А я-то думала, что Симону де Монфору на сей раз пришел конец. Ведь ему противостоит такая большая армия во главе с самим королем Арагонским!
— Верно… да только Симон — блестящий полководец, и если ему в последнее время и впрямь пришлось туго, так это потому, что король Педро нарушил его коммуникации. Но то был временный успех. Теперь, когда папа Иннокентий прислал де Монфору свежее подкрепление, удача может отвернуться от нас. Если нам не удастся одолеть крестоносцев под Мюре, мы обречены на поражение.
— Вы должны разгромить его! — гневно воскликнула Алианор. В ее глазах засверкали слезы. — Если вы этого не сделаете, вполне возможно, я больше уже никогда не увижу своей дочери… Жива ли она? — несчастная женщина посмотрела на спящего внука. — Бедный агнец, — прошептала она, доставая из рукава носовой платок. — Что они сделали с его мамой?
Взглянув на Гильома, Рауль вновь почувствовал, как заныло его сердце. Ему до сих пор было трудно смириться с утратой Клер. Он привык жить с постоянной незаживающей раной. Но разговоры и мысли о жене делали боль нестерпимой.
— Знаю, вам может показаться странным, что я редко вспоминаю Клер, — промолвил он, обращаясь к Алианор. — Но это не потому, что я забыл о ней. Просто я люблю ее настолько, что мне трудно выразить словами мои чувства.
Осторожно, словно бесценный груз, он уложил своего малыша в кроватку. Его не покидало чувство вины.
* * *
В шатре короля Педро Арагонского догорали свечи, пропуская внутрь свет нарождавшейся зари. Вокруг пламени кружила большая оранжевая ночная бабочка. Хлопнув ладонями, король превратил ее в пыль.
— То же мы проделаем с де Монфором, как только он выйдет из Мюре! — гневным взглядом Педро обвел собравшихся в его шатре командиров.
Поскольку его величество вчера переусердствовал в винопитии и постельных ристалищах, настроение, равно как и одолевавшая его головная боль, было просто ужасным. Любимец короля, граф Фуа, живо поспешил согласиться со столь милым его сердцу Педро. В спор вмешался легковесно-раздражающий тон голоса Раймона Тулузского. Он был подобен кувшину холодной воды, пролитой на раскаленные угли.
— Думаю, что куда благоразумнее дать ему атаковать, чем нападать на него первыми, — волновался Раймон. — Мы ведь занимаем здесь великолепные позиции. И если оставим их, то только ослабим себя.