Кэтрин махнула рукой:
– Ты все со своими бобрами! Да не пахнет от тебя ничем! Но если хочешь, сделаем маску для волос! Сейчас все устрою! – и унеслась в глубины дома.
Вскоре Соня, закрыв глаза, блаженствовала в ванне, сладостно ощущая, как заветные ароматы проникают в кожу все глубже, закрепляются все надежнее, пропитывают тело насквозь, словно создают его заново.
Хотелось так лежать как можно дольше, но вода начала остывать, а в дверь нетерпеливо стучала неугомонная Кэтрин с вопросами, советами и предложениями.
Наскоро высушив волосы, Соня запахнулась в шелковый халатик подруги, обожавшей азиатские наряды, и перешла в гардеробную.
– Вот оно, мое любимое… Увы, мне в него уже не влезть. Ох, можно сказать, от сердца отрываю… – Кэти приложила к плечам Сони вынутое из прозрачного футляра бархатное темно-вишневое платье с высоким воротом и короткими кружевными рукавами.
Соня взглянула на себя в зеркало и улыбнулась. Платье так точно легло по изящной фигуре девушки, точно она в нем и появилась на свет.
Расторопная подруга тем временем принялась раскрывать коробки с обувью, и вскоре Соня закружилась по комнате, поглядывая, как отражается сияющее видение в зеркале и в восхищенных глазах Кэтрин.
– Ох, Кейт, на таких каблуках легче танцевать, чем стоять! – смеялась Соня.
– Ну вот, заодно и танцевать научишься… А потом и стоять привыкнешь. Теперь завершающий штрих, – с этими словами Кейт накинула на плечи подруги широкий шелковый шарф вишневого цвета, и он заструился прозрачным водопадом, обращая девушку в подобие статуи.
Кэтрин взглянула на часы, ахнула и бросилась на кухню. Соня уселась за туалетный столик.
Вернувшись, Кэтрин только всплеснула руками, увидев на лице и ногтях подруги результаты макияжа и маникюра. Под ее руководством Соня послушно начала все с начала и вскоре смущенно смеялась, не в силах оторвать взгляд от собственного отражения в зеркале, пока Кэтрин занималась ее волосами, блестевшими как вороново крыло.
Кэтрин любовалась подругой еще сильнее, чем она сама. Так художник любуется на завершенное творение, которому суждено стать его главным шедевром.
Вдруг она спохватилась:
– Погоди! Стой! Чтобы ты уж совсем не беспокоилась насчет своих бобров…
С этими словами подруга вынула из заветного ящичка туалетного стола темно-красную коробочку и со вздохом невероятного великодушия нанесла последние капли своих любимых французских духов на края шарфа, запястья и темную пышную шевелюру Сони.
Принюхалась, внимательно оглядела ее с головы до ног, перекрестила и осторожно чмокнула, не касаясь нежной щеки.