— Спятил, — подтвердил Гриша.
— Ни за что!.. Надю вызову, всю родню соберу, а не допущу!
— Мария, за тобой приехали, — крикнул дед.
Поблескивала начищенная медь оркестра. Праздновали открытие нового животноводческого комплекса.
Корреспонденты фотографировали доярок на фоне комплекса с батареей сенажных башен. Здесь и нарядные, оживленные Клавдия Микусева, Алена Липская, Груша, Олечка Дудакова. В центре — Мария. На ней строгий костюм с орденами Ленина и Знак Почета.
К Марии, широко раскинув руки, шел председатель колхоза Берестень с группой районного начальства.
— Траурный митинг по поводу кончины незабвенного прошлого! — шутливо произнес он, увидев грустное лицо Марии.
Мария невольно улыбнулась.
— Наша Мария Кузьминична Добреня будет заведовать молочным цехом комплекса. Вы все ее знаете. Двадцать семь лет отдала она молочной ферме, и всегда высокие показатели, так что заслужила, — гордо сказал Берестень. — Оператор комплекса тоже из бригады доярок — Клавдия Микусева. Ольга Дудакова — будущий зоотехник. Молодые кадры посылаем на учебу.
Мария взглянула в сторону доярок — Клавдия лихо отплясывала под гармошку перед представителями прессы. Доярки смеялись.
Берестень с комиссией двинулись дальше, а Любовь Николаевна Вежиевец, секретарь райкома партии, осталась с Марией.
— Ты о чем задумалась, Маша? — Любовь Николаевна обняла ее.
— На тебя смотрю, про тебя и вспомнилось.
— Почаще б в гости наезжала, вспоминать не пришлось бы.
— Что отшумело, вспоминается не спросясь. Уходим с фермы, а только вчера строили ее, сами, сердцем своим… Помнишь? Недавно, кажется.
— Нам с тобой тогда и по восемнадцати не было. Построили — и свадьбу твою отгуляли, — улыбаясь, вспоминала Любовь Николаевна.
— Отгуляли… — Мария покачала головой.
— Да нет, не отгуляли, видно, — Вежневец с тревогой посмотрела на Марию. — Мужа твоего подвозила из города. Иван к тебе вернулся, Маша…
Мария стояла, оглушенная ее словами.
— Иди домой…
— Божечки!.. — ахнула Мария.
Иван Добреня с отцом сидели за столом. Перед ними — бутылка неполная, соленые огурцы в миске, головки лука.
— Еще по одной, — предложил отец.
— Для храбрости, что ли? — усмехнулся Иван.
— А ты зубы не скаль. — осадил дед Кирилл. — Мириться — не ругаться, терпение надобно.
Они чокнулись, но так и не выпили. В дом вошла Мария. Старик суетливо вскочил.
— А мы это… того… — сказал он и умолк.
Иван как-то сразу оробел, увидел ордена, даже встал.
Она скользнула взглядом по его лицу, посмотрела на тощий чемоданишко в клетку. Молчание было долгим.
Свекор не утерпел.
— Образумился вот… — сказал он.