— Осип, идем завтракать! Хочется есть, да и варежки как дубленые стали, посушить надо, а то винтовку не удержать, — сказал Найденов и, сняв рукавицы, сунул их под ремень, дыханием согревая покрасневшие руки.
После завтрака Найденов полез на второй ярус нар отдыхать, а я отправился к Романову.
В блиндаже командира было тепло и уютно: земляной пол чисто выметен, на столе горела свеча. Романов лежал на деревянном топчане. На груди Петра лежала раскрытая книга.
Романов долгим, тоскующим взглядом уставился на меня. Такой взгляд я не раз видел у тяжело раненных товарищей.
— Иосиф, будь мужественным. Выслушай меня. Вчера Круглов был на торжественном вечере в Доме Красной Армии в Ленинграде, по пути зашел навестить твоего сына… Володеньки больше нет, он убит осколком снаряда двадцать второго октября.
В блиндаже мне стало душно. Я выбежал в траншею…
В первых числах декабря, уже по снегу, несколько дней кряду незнакомые мне офицеры тщательно осматривали наши рубежи и позиции противника. На наш вопрос: «Когда начнем наступать?» — командиры отвечали неопределенно: «Зимовать, ребята, под Ленинградом не будем» — и больше ни слова.
Чаще обычного к нам в траншею стали наведываться корректировщики и офицеры-артиллеристы. Они просили показать, какие и где расположены огневые средства немцев. Найденов в свою очередь побывал в гостях у гвардейцев-минометчиков, которые облюбовали для себя местечко на склоне Пулковских высот.
Все было у нас готово к долгожданному дню — дню наступления. Каждая огневая точка, каждый блиндаж противника были на прицеле наших пушек и минометов.
В ночь на двадцатое декабря сорок третьего года к нам на оборону пришли свежие силы; в основном это были молодые бойцы. Они выглядели очень нарядными в своих белых овчинных полушубках, в новеньких серых валенках, с воронеными автоматами. У многих были ручные пулеметы-пистолеты. Повстречались земляки, завязывались дружеские беседы. На помощь защитникам Ленинграда пришли металлурги Урала, оружейные мастера Тулы, автомобилестроители Горького, хлеборобы тверских и вологодских колхозных и совхозных полей. Знакомясь ближе, мы при свете осветительных ракет показывали прибывающим товарищам расположение огневых точек врага, а потом и постреляли вместе. А на рассвете неожиданно пришел приказ: нашему, 602-му полку отойти на второй рубеж обороны.
Вечером мы уже были в Ленинграде.
Когда мы шли по проспектам города, я видел, как иногда солдаты или командиры внезапно выходили из строя, ненадолго останавливались возле обгорелой коробки дома, из которой торчали согнутые огнем железные балки, или просто у груды кирпича. Я тоже остановился у большой груды кирпичей и железного лома на Нижегородской улице.