В двух зданиях (в подвале, кстати, размещен крупный вычислительный центр с богатой электронной памятью и прямыми выходами к клиентам) работает около 1200 человек, из них половина — специалисты высокой квалификации: инженеры, экономисты, математики, физики, знатоки политических наук, эксперты в области метеорологии, истории, психологии, лингвистики, физической химии, социологии и т. д. Это think fank, что означает — резервуар мысли, мозговой трест, мыслехранилище. Метод работы в «РЭНД» включает в себя как исследования отдельных специалистов, так и групповые, совокупные, так сказать, межведомственные усилия людей разного профиля, собранных под одной крышей, — в этом-то, собственно, главная идея мыслехранилища. Усложняющийся век и взрыв информации диктуют невиданные скорости и объемы электронной памяти, а также попытки преодолеть необходимую, но и сковывающую специализацию, которая дробит человеческое знание на множество изолированных отсеков. На стыке специальностей, при вольной игре ума, преодолевающего преграды специализации, искрами пробегают смелые идеи. К прожектору, бьющему в одну точку, добавлен локатор, озирающий весь горизонт.
Знакомясь с материалами о «РЭНД корпорейшн», — а заочное знакомство началось задолго до визита, — я испытывал двойственное чувство, известное советским людям, побывавшим в Америке, стране чрезвычайно изобретательной и отнюдь не застывшей: с одной стороны, достойны одобрения и дух изобретательства, и разного рода новшества, на которые горазды американцы — враги всякой косности, с другой — нередко удивляешься, а порой и ужасаешься целям, ради которых эти новшества применяются.
«РЭНД корпорейшн» считают первым в Соединенных Штатах think fank, но позвольте временно покинуть Калифорнию и перенестись под Нью-Йорк, в живописный городишко Кротон-он-Хадсон (Кротон-на-Гудзоне), где в идиллической тишине расположен на зеленых холмах другой think tank — Гудзоновский институт. Директором там Герман Кан, самый известный питомец «РЭНД». Этот мысленный перелет я совершаю, чтобы подробнее разъяснить идею мыслехранилищ: визит в Гудзоновский институт был обстоятельнее.
— Мы, — говорил президент института Макс Сингер, — независимые посредники между правительством и разного рода экспертами.
Независимость — коронное слово в его разъяснениях, но независимость особого рода, направленная не на подрыв устоев капиталистического государства и идеологии, а на их укрепление. Это просвещенные слуги истэблишмента, который кормит их заказами, оплачивает их идеи из федерального бюджета, но сохраняет за ними самостоятельное мнение и независимость от административной, иерархической лестницы. По словам Сингера, сила и эффективность Гудзоновского института и ему подобных заведений в том, что они «вне правительства» — частные корпорации экспертов и мыслителей и, не будучи в отношениях служебного подчинения, не боясь недовольства властей предержащих, не опасаясь за место — то есть освободившись от качеств чиновников, зависящих от расположения начальства, — могут высказывать правительству и разным его ведомствам самые разные, в том числе и неприятные, точки зрения. Кроме того, как уже говорилось, сотрудники института, являясь специалистами в своих областях, сознательно развивают в себе этакий дилетантизм, как бы отходят от своих профессий, стремясь к широте и нескованности взгляда.