— Что это вы гавкаете? — заподозрил Юра неладное.
Давясь смехом и шашлыком, Курдюк решил открыть тайну веселья и Юре:
— Юр, да это ж Тайна твоя!
— Что? — Юра поперхнулся шашлыком.
От соприкосновения кулака со столом подпрыгнула пустая сковорода. Гнев Юры обрушился на головы виноватых и невиноватых, как сарай при пожаре.
А виноваты были все, кто посмел запихнуть кусочек Тайны в паршивую свою утробу.
В то время как одни только покорно защищали лицо, другие пытались ещё дать отпор.
«Юр, ну ты чё?», «Ах ты…!» — доносилось из разных углов, куда, как орехи, отскакивали негодяи.
Наконец, решив, что с них достаточно, под взглядами, в которых в разной степени смешивались жажда мести и уважение, Юра направился к двери.
… Вскоре в доме появилась новая Тайна…
Её звали Женька. Мечту Людочки. Девочка мечтала о ней до слёз, до отчаяния. Шмыгала от обиды носом, канючила, как заведенная, больше от безнадежности, чем и впрямь надеясь получить Женьку.
Обиднее всего было то, что такая же Женька сидела на кровати у Зойки, дочери заведующей детским садом. А ещё две такие же куклы, с каменными головами, как у настоящих младенцев и тряпичными телами, смотрели голубыми нарисованными глазищами с прилавка магазина, где ещё много всяких съедобных и несъедобных диковин.
Но ни одна из них и близко не стояла с мечтой Людочки.
«Мама, пойдём посмотрим на Женьку», — упрямо сдвинув ёршики бровей, тянула Людочка Нину в магазин и в глубине души выжидала подходящего момента, когда, задыхаясь от волнения, с колотящимся так, что, кажется, слышно всем вокруг, сердцем, осмелится тихо, но твердо снова повторить: «Мама, купи мне Женьку». Но мама, конечно же, снова возьмёт что-то нужное по хозяйству, обязательно хлеба, может быть даже яблок — сладких, зелёных, чуть сморщенных, вкуснее которых трудно что-нибудь выдумать. Ещё крупы, полкило карамели. А о Женьке забудет. Нет, не забудет, конечно. Сделает вид, что забудет. И только встретившись с умоляющими глазами дочери, не зелёными — не карими, редкого болотного цвета… Кто-то нашел точное ему определение «как военная машина». А ведь и впрямь, когда смотрит обиженно и упрямо (ни дать, ни взять генерал), что-то казарменно-неумолимое проступает в пухлом личике кудрявой девочки. Нина вздыхала и долго, терпеливо объясняла, что кукла стоит очень дорого, а денег хватает только на еду. Всё это означало, что на кровати Людочки никогда не будет красоваться Женька.
Невозможность трогать Женьку за мягкую ручку, всласть говорить с ней было большой бедой маленькой девочки. Бедой, казавшейся взрослым простым капризом. Но вскоре её вытеснило ещё большее несчастье.