— Бывает, что и конь по небу скачет, когда его птица Симрук унесёт. Погнались мы за даровой прибылью, а ложка-то шире рта оказалась. Не покупать землю мы были должны, а накормить голодных, дать им в долг. А коль не сумели этого сделать, то и жаловаться, выходит, не на кого, кроме как на себя.
Сухан Скупой сунул в рот кончик бороды, помял её зубами, обдумывая услышанное, и решил:
— Непонятные слова говоришь, бай-ага, чужие слова. Видно, хоть с опозданием, но решил ты стать большевиком.
Бекмурад-бай усмехнулся.
— Пока не собираюсь. Да и большевиком меня никто не сделает, если бы я даже пожелал этого. Однако надо присматриваться к жизни, вникать в то, что сейчас происходит. В городе показаться нельзя: самый захудалый с железным клеймом на лбу кулак тебе под нос тычет и «буржуй» говорит.
— Это потому, что знают тебя.
— Нет, не потому.
— А мне никто не суёт.
— Оденься во что-нибудь поновее своих лохмотьев да пойди в город — сунут и тебе. А так, конечно, в кибитке сидя да халатом голову кутая, много ли увидишь. Сказано: «Не будет корня, — не будет и цветка, не будет цветка — не будет и мёда». Мало мы ещё видели, чтобы на судьбу жаловаться. Вот когда завтра заберут твой скот, послезавтра — богатство, а потом — и дом напрочь разрушат, — тогда другие песни петь придётся.
— Тьфу… тьфу… тьфу! Ты хоть с умом-то рот открывай, Бекмурад-бай!
— Не по нашему слову жизнь нынче идёт, Сухан-ага. Промешкали мы где-то, не учли главного. Что толку бросать землю позади прорванной плотины? Надо было перед нею бросать.
— Это как тебя понимать надо?
— Имеющий уши да слышит, как говорят наши святые наставники, — снова усмехнулся Бекмурад-бай, прищурив один глаз. — Когда под Байрам-Али сражение шло, мы подставляли грудь под нули, а ты дома отсиживался, краны считал. Винить тебя в этом не хочу — не каждому аллах дал мужество держать в руке саблю. Но ты мог бы прислать тамдыр чурека для воинов аллаха. Или — арбу люцерны для наших коней. Это и было бы твоей лопатой земли, брошенной перед плотиной. Пожалел? Из-за таких, как ты, и рухнула плотина, река из берегов вышла. Будешь теперь, как утопленник, до самой смерти лицо своё царапать. Хорошо ещё, если сумеешь припрятать на чёрный день что-либо из своего золота да серебра. А то ведь и золото большевикам достанется, коли аллах не поможет; большевики народ глазастый да хваткий, на семь локтей сквозь землю видят.
Последние слова Бекмурад-бая заметно обеспокоили Сухана Скупого. Он перестал поддерживать разговор, начал беспокойно ёрзать, словно кошка, которую цапнул за подхвостье кусачий жук.